Покров-17 - Александр Пелевин

[с 15 по 16 августа записи отсутствуют]

17 августа 1983 г.

я кушаю вкусно очень спасибо ребятам приносят там что-то только ложку трудно в руке держать прямо так морду опускаю и чавкаю а потом смеюсь потому что смешно очень ручку тоже держать трудно когда пишу и вижу хорошо очень еще хочу в туалет и научился рыгать смешно

все очень смешно очень долго смеюсь вы тоже посмейтесь

18 августа 1983 г.

не могу рзаобрать свои краакули а меня порсят продолжть писать

19 августа 1983 г. жрать хчоу и в таулет хчу

20 августа 1983 г. жру вкусно суки мращи идите нх ауй я лчшу вас

21 августа 1983 г. жркер вчн ск мрщщщ

22 августа 1983 г. жу жу жу жу

23 августа 1983 г.

[неразборчивые каракули на весь лист, дальше записи обрываются]

ПРИЛОЖЕНИЕ

Образец № 57 ликвидирован 30.08.1983 и уничтожен в высокотемпературной печи согласно протоколу.

Научный сотрудник

КАТАСОНОВ А. Е.

Утром в Недельное вступил на подмогу 830-й стрелковый полк, увязший до того в боях за ближайшие деревни. Свежие силы прикрыли направление Чухловки, откуда, скорее всего, стали бы контратаковать немцы.

Согласно новому приказу, дивизии предстояло ожидать пополнения, заняв круговую оборону. На подступах к Калужскому большаку все еще вел долгие бои 586-й гвардейский стрелковый полк; без него любые дальнейшие действия были бы неразумны.

Удивительно, как быстро возвращался поселок к мирной жизни — если, конечно, эту жизнь можно назвать мирной. Местные прибирались во дворах, дети растаскивали на игрушки фашистские награды и бляхи от ремней, бабы пытались накормить и напоить солдат, чем могли. С самого утра затопили печи, и повалил дым из труб, такой непривычный мирный дым, без пожаров и бомбежек.

Несмотря на кажущееся спокойствие ситуации, бойцы не расслаблялись. Ясно, что наступать далее пока нельзя и немцы используют тишину для передышки; контратака была всего лишь вопросом времени. Наверное, двух, максимум трех дней. Положение дивизии, несмотря на достигнутый успех, осложнялось тем, что ее части вклинились глубоко в немецкий фронт и ответный удар мог последовать сразу с трех сторон.

Взвод лейтенанта Старцева попал в резерв и занял позиции в центре села, у бывшей торговой лавки через площадь от храма Покрова Пресвятой Богородицы. Ближе к храму засела рота автоматчиков.

Обустроив позиции, бойцы взвода Старцева расположились на часовой отдых. Сам Старцев убежал в штаб дивизии, сержант Громов позвал Пантелеева за дровами для костра; Игнатюк пошел по своим делам, не сказав куда.

Стоял мороз, и солнце ослепительно искрилось на свежем снегу, присыпавшем за ночь грязь от колес грузовиков.

Селиванов привалился спиной к стене лавки и принялся записывать в блокнот события прошлого дня. Максимов и Денисенко дремали рядом полусидя, укутавшись в шинели. Селиванов тоже был бы не прочь вздремнуть, но после ночного кошмара с тенями гнал от себя эту мысль.

Вокруг кололи дрова, разводили костры, гремели котелками с горячей едой, чистили оружие. В конце улицы рычал мотор полуторки: ее пытались вытолкнуть из сугроба.

Селиванов замер с огрызком карандаша над листком блокнота и вдруг понял, что больше не знает, о чем писать. Мысли в голове кончились.

Тогда он перекинул листок и стал записывать слова, которые давно сидели в его голове:

Шел солдат, упал солдат

В желтую траву,

В бесконечный звездопад,

В сказку наяву…

Задумался, огляделся, закрыл блокнот. Больше ничего на ум не приходило.

Вскоре вернулся Игнатюк. В руке он нес длинную деревянную палку с прибитой к концу немецкой каской.

— Смотрите, что сварганил! — сказал Игнатюк, с гордостью показывая бойцам непонятную конструкцию.

Максимов и Денисенко недовольно разлепили сонные глаза.

— Что это ты задумал? — спросил Селиванов.

— Сам видишь, приладил фрицевскую каску к палке. Агрегат будет! Говно из ямы выгребать!

Бойцы пустились в хохот.

— На кой тебе это с собой? — спросил сонно Максимов.

— Не с собой… Я для девицы этой, Анны. В гостях у нее побывал, вот жаловалась, что сортир совсем забит.

— А ты романтик, — улыбнулся Селиванов.

— Такова, брат, суровая романтика войны, — возразил с ученым видом Игнатюк. — Ладно, пойду вручу даме агрегат.

— Вручи, вручи даме… свой агрегат, — тихо сказал Денисенко.

Все вновь рассмеялись, а затем смолкли — к взводу приближался лейтенант Старцев, хмурый и собранный.

— Здорово, бойцы, — бросил на ходу лейтенант, увидев затем палку с каской в руках Игнатюка. — Что это у тебя?

— Агрегат, товарищ лейтенант. Хозяйственный, — смутился Игнатюк.

Старцев коротко кивнул; видимо, разбираться у него не было времени.

— Командир отделения где?

— Громов за дровами ушел, — сказал Максимов.

— Через час построение, — хмуро ответил Старцев. — Так что далеко не уходите. Пойду остальным сержантам скажу.

— Что так, товарищ лейтенант? Опять наступаем? — спросил Игнатюк.

Старцев криво усмехнулся красивыми губами.

— Если бы, — сказал он. — Передовое охранение заметило разведку немцев в стороне Чухловки. Так что вы не расслабляйтесь.

Сказав это, рассеянно бросил взгляд на Игнатюка.

— Ремень-то поправь… Вояка с агрегатом.

Вдалеке, со стороны Поречья, вдруг гулко ухнул миномет.

С крыши соседней избы разлетелись перепуганные вороны.

— Нормально. Наши стреляют, — сказал Старцев.

* * *

25 сентября 1993 года

Закрытое административно-территориальное образование «Покров-17», Калужская область

Ночью меня разбудил толчок в бок. Я разлепил глаза: рядом сидел Каменев.

Мы спали в зале на двух пыльных матрасах. На кровати, развесив паучьи лапки и накрывшись лоскутным одеялом, дремал Харон Семенович.

— Что такое? — недовольно спросил я.

— Выйдем на крыльцо, — прошептал Каменев. — Покурим. Он выглядел так, будто и не собирался ложиться спать.

— Иди в жопу. Не хочу курить. Спать хочу, — сказал я.