Золотые времена - Александр Силецкий

– Ладно, Ривалдуюшка, замнем, – конфузливо проворковал Матрай Докука. – С кем порою не бывает? Это ведь я так, в риторику ударился… Ну, конечно, я в вас верю! Если уж этих головорезов вокруг пальца обвели… Значит, много гуманизма, когда возвратимся, прибудет на Лигере-Столбовом! Ох, много!.. Люблю вас, родные вы мои, – он громко, с надрывом всхлипнул и расчувствованно прослезился.

– Вообще-то я устал, – вдруг пожаловался Пупель Еня. – Надоело мне…

– Ну, затянул, опять!.. Весь полет – одно и то же. Надо, Пупель, держись, – без всякого энтузиазма отозвался Ривалдуй. – Надо бороться. И побеждать. Здесь – не важно как. Лишь бы последнее слово осталось за нами. Меня мама еще в детстве упрекала: «Зачем сквернословишь, зачем возражаешь, когда за дело тебя секу?» А я не мог молчать. Упрямый был. Она мне слово – я ей два. Вот так и детство пролетело. Космонавтом стал…

Пункт двенадцатый

Неподалеку от костра с суковатой дубиной под мышкой расхаживал страж.

Был он молод, соплив и, не в пример сородичам, еще совсем без бороды. Однако патлы имел знатные.

– Послушай-ка, любезный, – поманил капитан охранника, – чего ты там один торчишь? Садись сюда.

Страж доверчиво подошел и плюхнулся на землю рядом с костром.

– Ты ведь тоже оттуда, из столицы, сбежал? – не унимался капитан.

– Точна! – радостно осклабился лохматый.

– А номер очереди какой?

– Да почти три миллиона.

– Вот оно что… Недавно, стало быть, прилетели?

– Ну, в общем…

– Это интересно… А улетать не собираетесь? Или не получается никак?

– Да всё никак… – развел руками охранник.

– Понятно… По дому-то, небось, соскучился?

– Точна!

– Так-так… – задумчиво проговорил капитан. – Хочешь, я тебе помогу?

– Дык… а другие… это… как же? – недоверчиво спросил лохматый.

– Видишь ли, всем помочь я не сумею. Сил попросту не хватит. Но вот разве что тебе… Ты – славный парень. Ты мне нравишься. Итак?..

– Да в общем… хорошо бы… – смущенно почесал под мышкою лохматый и рукавом утер сопли.

– Значит, решено? Я рад. Как зверь, соображаешь!.. Тут не так давно ракета пролетала – видел?

– Точна! – с готовностью закивал лохматый. – Шасть по небу, шасть по небу!..

– Ну так вот, любезный, мы немедленно все к ней идем, захватываем – и стартуем. По пути тебя подбросим, куда надо, – ты нам после скажешь. А приятели твои пусть остаются. Надо же, сами побежали начальников есть, а тебя стеречь оставили! Разве это честно?

– Да вроде нет…

– Вот то-то и оно! Они тебя хотели оставить в дураках, но мы им еще покажем!..

– Точна! – довольный донельзя, заржал лохматый. – Вали к ракете!

Итак, волею судеб, они снова превращались в вольных беглецов.

До рассвета еще было далеко…

Пункт тринадцатый

Ракета… Вот она какая!..

Могучий бревенчатый борт неприступной стеной круто уходил в небо, заслоняя звезды.

Порядок вокруг царил образцовый. И было очень-очень тихо.

– Теперь слушай внимательно и выполняй, – повернулся капитан к лохматому. – Ты сейчас спрячешься вон за тем камнем и устроишь засаду. Будешь наблюдать и партизанить, как большой. Ведь не впервой сидеть в засаде, верно?

– Точна! Это я умею.

– Экипаж мы берем на себя. Твое дело – охранять. Сиди и не высовывайся. Когда все уладится, позовем.

– Как, опять охранять? – затосковал лохматый. – Охранять да охранять… А на дело – другие идут. Чай, не маленький… Тоже хочу!

– Дурень, для твоего же блага стараемся!.. Ты пораскинь мозгами. Сам же потом спасибо скажешь.

– Точна! – хмыкнул лохматый, осознав всю значимость происходящего, и моментально спрятался за камень.

Матрай Докука неспеша приблизился к темному, бугристому, истрескавшемуся борту и долго ощупывал и обстукивал его, заправляя на место обрывки старой пакли и с каждой минутой делаясь все более печальным.

– Ракета-то – с Лигера, – сообщил он, наконец, и горестно вздохнул. – Без вариантов. Трехместный экспедиционник экстра-класса. Малость тесноватый, но зато высокоскоростной. Педальная супермодель. С клаксоном. Я когда-то на таком летал… Продукт эпохи нанолита. Блеск!

– Вот, кажется, и влипли, кэп, – только и смог пробормотать Пупель Еня.

– Да, пожалуй… – согласно кивнул Матрай Докука. – Новая проблема! В лучшем случае на корабле поместится еще один человек. И то, если не будет трепыхаться, пить и есть, а простоит столбом в углу весь путь домой… Кушетку для такого пассажира не разложишь – теснотища! Даже с туалетными рулончиками выйдет дефицит. М-да… А двоим придется здесь остаться. Пакостно, конечно. Вот и думайте теперь, ребятки…

– Но тогда надо экипаж хоть как-нибудь предупредить! – заволновался Пупель Еня. – Чтобы были начеку… А то придут прохвосты…

– Тс-с! Замолчите! – прошипел внезапно Ривалдуй и, сделав страшное лицо, укрылся за посадочной распоркой.

Его товарищи, не медля, затаились рядом.

Лязгнула, будто плюнула, крышка парадного люка, и к подножью ракеты свалилась сетчатая шахта подъемника.

По шахте, громко и надсадно дребезжа, скользнула вниз кабина лифта, и из той кабины вышли трое.

Вихлебедрая женщина прельстительных форматов и пара прямых, точно проглотивших трости, мужчин.

Одежда на всей троице была теперь вполне пристойная и даже с изыском каким-то, зато на головах красовались огромные белые тюрбаны с кистями, а говорили незнакомцы на совершенно тарабарском наречии.

Женщина сладко зевнула, потянулась, потом сгребла мужчин в охапку и каждого звонко чмокнула в щеку, отчего спутники ее громко и самодовольно замурчали, неприлично рукоблудствуя в карманах своих панталон.

– Офалдеть!.. – еле слышно охнул Ривалдуй. – Да, никак, те самые… Ну, что с утра возле нашей ракеты вертелись! Только были голые тогда… Совсем.

– Цивилизованный-то вид – и дураку к лицу. Вестимо! Вот досада… Значит, успели-таки, изловчились?! – скис Матрай Докука. – И не там, так здесь?..

– И женщина – опять… – некстати ляпнул Пупель Еня. – Я ее запомнил. Поутру-то – без всего была… Сокровища какие!.. Прямо плакать хочется!

– Молчи, балбес! – пришикнул капитан, не отрывая взгляд от троицы. – Нашел сейчас, что вспоминать! Совсем мозги поехали… Вот я жене твоей, когда вернемся, расскажу! Ох, расскажу!..

– И будет страшно некрасиво. Просто – фу! – обиженно надулся Пупель Еня. – Еще надобно вернуться, между прочим. Тоже мне, разобещался! Я тебе припомню…