Когда мы покинули Кубу - Шанель Клитон

О том, как он провел Рождество, Ник не рассказывает, а я не расспрашиваю. Говорят, его невеста сейчас тоже в Палм-Бич, и нам с ним приходится изворачиваться, чтобы не столкнуться на каком-нибудь из многочисленных светских мероприятий.

Новый год я встречаю дома. Во время прошлой новогодней вечеринки мы узнали, что Батиста бежал с Кубы, оставив нас в руках Фиделя. С тех пор фанфары и шампанское кажутся мне неуместными в этот праздник: я воспринимаю его скорее как годовщину печального события, чем как повод для веселья.

На следующее утро я читаю в газете, что Ник участвовал в так называемой «кокосовой ночи» – это закрытая вечеринка с давней традицией. Рассказывают, что ее организует тайный комитет, каждый член которого может пригласить небольшое число гостей. Мама без конца жаловалась, что нас никто никуда не зовет. Воображаю, какой бы это был для нее удар, если бы она узнала, что я провожу время в шикарном особняке на пляже с одним из «кокосов» и до сих пор не использовала это для улучшения своего положения в обществе.

Вскоре после Нового года Ник возвращается в Вашингтон, откуда приезжает в Палм-Бич только на выходные. По утрам я опять гуляю одна. Ник появляется в доме в условленные дни. Эта возможность спокойно побыть наедине друг с другом уничтожила расстояние, разделявшее нас раньше. Изначально мысль о «любовном гнездышке» меня покоробила, но теперь оно дает нам свободу и удобство, которые я стала ценить, отодвинув гордость на второй план. Как бы то ни было, стены особняка не в состоянии оградить нас от проблем окружающего мира.

Однажды во вторник Ник приходит какой-то рассеянный, в голосе чувствуется тревога.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Мы закрыли посольство в Гаване. Вывезли весь персонал самолетом. Президент Эйзенхауэр принял решение прервать дипломатические отношения с Кубой. – Ник замолкает, по-видимому решая, можно ли говорить со мной об этом. Любящий мужчина спорит в нем с политиком. – Ходят слухи об учениях летчиков в Майами. Они приземляются без огней. Операция секретная.

Сердце начинает биться чаще.

– Планируется вторжение?

Уж не поэтому ли Эдуардо в последнее время так занят?

На коммунистическом собрании в Майами я побывала еще два раза, а о возможности высадки американских войск на Кубу сейчас слышу впервые. Означает ли это, что члены группы мне не доверяют? Или что они сами плохо информированы, поскольку не имеют нужных связей среди кубинских эмигрантов?

– Не знаю, – отвечает Ник.

– Но мог бы узнать.

Он молчит.

– Думаешь, будет война? – спрашиваю я.

– Не знаю. Фидель завел дружбу с Советами, и это все осложнило. Теперь он стал для нас более опасен, и мы не можем себе позволить слишком резких движений.

– Может, если начнется война, это будет к лучшему?

– Нет, Беатрис, война к лучшему не бывает. Это ужасная вещь. Тебе вряд ли понравится то, что она после себя оставит.

– Боюсь, мне выбирать не придется. Без насилия Фиделя уже не отстранить от власти.

Голос Ника становится мрачным.

– А вот это то, чего боюсь я.

В пятницу 20 января, ясным морозным днем, Америка отпраздновала официальное вступление Джона Фицджеральда Кеннеди в должность тридцать пятого президента Соединенных Штатов. После инаугурации Нику пришлось сменить песок Палм-Бич на вашингтонский снег: теперь он больше времени проводит в столице. Если же ему все-таки удается найти окошко в череде политических и общественных дел, мы проводим эти несколько часов вместе.

Не могу не спрашивать себя: «Как долго я сумею держать наши отношения в секрете?»

В отсутствие Ника я предоставлена сама себе: одна брожу по его особняку, уклоняясь от участия в подготовке свадебных торжеств, которая полным ходом идет в доме родителей. Неделю назад Изабелла приняла предложение руки и сердца от своего бизнесмена, и теперь они с матерью планируют свадьбу, как два генерала, ведущие солдат в бой. Наблюдая за составлением списка гостей, я прикусываю язык, когда мама вносит в перечень одно блистательное имя за другим: эти люди, скорее всего, только пренебрежительно фыркнут, увидев на плотной бумаге цвета слоновой кости фамилии жениха и невесты.

Мы об этом не разговариваем, но будущий муж моей сестры сколотил себе состояние как владелец сети кафе-мороженых. В прежние годы наша мать сочла бы его недостойным внимания, а сейчас воспринимает брак с ним как большой успех и хвастается в узком кругу своих подруг безвкусным бриллиантом, который блестит на пальце Изабеллы.

Скоро «непристроенными» останемся только мы с Марией, и мамины намеки на то, что кузен Томаса – хороший вариант для меня, с каждым днем становятся все менее и менее тонкими. Она стала чаще приставать ко мне с расспросами, проявляя прежде несвойственный ей интерес к моим делам.

Я как раз собираюсь на встречу с мистером Дуайером, когда мама без стука входит в мою комнату. Я смотрю на часы: если не хочу опоздать, выехать нужно через пятнадцать минут. Мистер Дуайер не из тех, кого можно заставлять ждать.

– Куда ты идешь? – спрашивает мама, окинув взглядом мои туфли на невысоком каблуке, юбку до колена и светлую блузку.

Обычно я одеваюсь не так.

– Обедать с друзьями, – отвечаю я.

– Я их знаю?

– Вряд ли.

Подушечкой пальца я наношу себе духи за уши и на запястье.

– Сегодня придет Томас. Они с Изабеллой будут обсуждать свои свадебные планы. Я бы хотела, чтобы ты осталась дома.

– Вряд ли Изабелле нужна моя помощь, если учесть, как мы расходимся во вкусах.

У моей сестры весь гардероб бежевый.

– Я не хочу, чтобы ты помогала. Я хочу, чтобы ты произвела хорошее впечатление на Томаса.

– Зачем? Какая разница, что он обо мне думает? Он же не на мне женится, а на Изабелле.

– Беатрис, уже почти февраль.

– Я знаю.

– Не успеешь оглянуться, как сезон закончится, и с чем ты останешься? С еще одним потерянным годом? А кузен Томаса был бы для тебя хорошей партией.

– Почему? Потому что у него есть деньги? Потому что мне нужен муж? Мы с ним ни разу не встречались, ты ничего о нем не знаешь.

– Я знаю, что он для тебя, возможно, последний шанс. Если будешь продолжать в том же духе, ни один мужчина тебя не возьмет.

– В каком смысле?

– Думаешь, я не замечаю, как часто ты стала ходить на прогулки? И как подолгу ты отсутствуешь?

Знать бы, о чем она догадывается: о моей связи с ЦРУ или с Ником?

– Мне следует поговорить об этом с твоим отцом. Он дает тебе слишком много свободы.

Мои родители всегда перепоручали воспитание детей другим людям, поэтому особой близости между мной и матерью не было. И все-таки я удивлена злобе, которая сейчас слышна в ее голосе и отпечаталась на ее лице.