📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая проза«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I - Вера Мильчина

«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I - Вера Мильчина

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 82
Перейти на страницу:

Не случайно Жуковский противопоставляет «стройную колонну» нынешнего царствования «безобразной скале» допетровской России, а Бутовский, говоря о той скале, из которой колонна была вытесана, употребляет образ еще более сильный и неожиданный: «Страшное ребро, отважно оторванное руками россиян из гребня гор гранитной Финляндии, исполински перенесено на раменах России, и 30 августа 1832 года поставлено для удивления мира на площади пред дворцом российских императоров». Именно подобные трактовки дают современному историку Ричарду Уортману основания утверждать, что «колонна была прямым утверждением соответствия России западноевропейским концепциям империи».

Однако наряду с мирным существовало, разумеется, и «военное» прочтение символики петербургской колонны, которая была намеренно сделана чуть выше Вандомской колонны в Париже (памятника победе французов над русскими при Аустерлице), а открыта в 1834 году, ровно через двадцать лет после взятия Парижа, причем на постаменте ее в напоминание о поражениях наполеоновской армии были изображены Неман и Висла.

Жуковский, не полностью исключая из своего очерка военные мотивы, все же делает упор на гармонизирующую сторону церемонии и самого памятника; другие авторы были менее сдержанны. Упомянутый выше Бутовский пишет:

С каким восхищением вы станете читать те громкие страницы истории, где Император Александр извлекает меч и является на стогнах скорбящей Европы, чтоб усладить горький жребий народов, громимых и утесняемых несметными силами западного исполина; или когда он, в 1812 году, мужественно отталкивает бурный натиск торжествующего галла в самом сердце России и в виде Ангела утешителя, с мечом и с оливою в руках, победоносно протекает всю Европу и, одною рукою опрокидывая на главу ненасытного завоевателя все бедствия Европейских народов, другою спасает самую Францию и дарует ей мир в стенах гордого Парижа.

Эта антифранцузская подоплека воздвижения колонны особенно ясно обнажается в тех «маловысокохудожественных» стихах, какие в начале сентября 1834 года щедро печатала на своих страницах газета «Русский инвалид». Б. Федоров 1 сентября торжествует:

Когда от запада набег народов хлынул,
Росс, твердый верностью и волею Царя
И осеняемый святыней алтаря,
Наполеона в прах низринул,
И – русскому царю Европы клик гремел,
Когда в Париж сыны Москвы вступали…

М. Поднебесный 2 сентября вкладывает в уста Петра с Екатериной, наблюдающих за воздвижением колонны «с облачных высот», восклицание:

Иль Росс, кем пал Наполеон,
Днесь ставит небесам подпору?

Наконец, И. Тукалевский 4 сентября упоминает не просто победу над «галлами», но и крепнущий с 1814 года союз с пруссаками:

Могуществом ее [веры] вознесся над врагом
Бессмертный Александр, низвергший огнь и гром
На галльские полки и их союзны силы;
Пред ним надменные они главы склонили. ‹…›
Полки, гремевшие на берегах Евфрата,
Смирившие чело Балкан и Арарата
И обуздавшие неистовство сармат,
Совместно с прусскими героями стоят
И монумент побед приветствуют сердцами
И страшными врагам из медных жерл громами.

На наш нынешний взгляд, ничего специфически антифранцузского и «милитаристского» в колонне не заметно. Однако французы первой половины XIX века, особенно те, которые в силу политических убеждений не слишком симпатизировали России, очень остро ощущали антифранцузскую подоплеку любых русских празднеств, связанных с годовщинами войны 1812–1814 годов. Так, 22 ноября 1837 года газета «Конститюсьонель», сообщив о службе в Успенском соборе в ознаменование двадцатипятилетия отступления французской армии из России, заключала:

Подобными торжествами самодержавное правительство стремится возбудить в полуцивилизованном народе, повинующемся его скипетру, ненависть к французам. Вот, следственно, каковы те дружеские чувства, которые царь-деспот питает к либеральной и прогрессивной Июльской монархии.

Следующим, еще более пышным юбилеем победы над французами стало Бородинское торжество 1839 года, вновь оскорбившее французскую гордость; об этом свидетельствует, в частности, 35-е письмо книги «Россия в 1839 году». В нем Кюстин возмущается тем, что

ради подтверждения своего вымысла Император, якобы воспроизводя битву тщательно и точно, совершенно извратил ее картину. Взгляните, как опроверг он историю на глазах у всей Европы.

В тот момент сражения, когда французы, громимые огнем русской артиллерии, бросаются на разящие их батареи, дабы, как вам известно, смело и удачно захватить неприятельские пушки, Император Николай, вместо того чтоб дать им выполнить сей знаменитый маневр, который справедливости ради должен он был допустить, а ради собственного достоинства – сам скомандовать, – Император Николай, льстя ничтожнейшим своим подданным, заставил отступить на три лье тот корпус нашей армии, которому мы в действительности обязаны были поражением русских, победным маршем на Москву и ее взятием. Судите же сами, как я благодарю Бога, что мне хватило ума отказаться присутствовать при подобной лживой пантомиме!..

Эта военная комедия дала повод для императорского приказа, который произведет скандал в Европе, если только будет там обнародован в том виде, в каком мы прочли его здесь. Невозможно более резко отрицать достовернейшие факты и более дерзко издеваться над совестью людей, а прежде всего над своею собственною. Согласно этому любопытному приказу, излагающему понятия своего автора, но отнюдь не подлинные события кампании, «русские преднамеренно отступили за Москву, а значит, не проиграли Бородинское сражение (но тогда зачем они его давали?), и, – говорится в приказе, – кости дерзких пришельцев, разметанные от святой столицы до Немана, свидетельствуют о торжестве защитников Отечества».

Впрочем, на церемонию 1839 года Николай сначала вообще не хотел звать никаких иностранных дипломатов, кроме посла Швеции (мотивируя это тем, что в 1812 году одна лишь Швеция была союзницей России), и если потом все-таки допустил некоторых из них, то лишь благодаря настояниям английского посла; обычных же иностранцев в Бородино пускали лишь по специальным разрешениям, выданным в III Отделении. Французского посла Баранта на церемонию не позвали вовсе, что же касается откровенно антифранцузской риторики российского императора, шокировавшей всю Европу, она показалась Баранту «слишком серьезной, чтобы он мог взять на себя смелость решить самостоятельно, в каких словах обсуждать ее». Впрочем, премьер-министр маршал Сульт успокоил посла:

Во Франции никто не обратил ни малейшего внимания на это странное происшествие. Газеты, более других склонные отвечать на иностранные провокации, поместили документ, о котором идет речь, без всяких комментариев, и он произвел такое ничтожное действие, что я сам не знал о его существовании до того, как получил вашу депешу. Император Николай издавна обладает привилегией, унаследованной, кажется, от некоторых его предшественников, – а именно привилегией говорить и делать вещи, из ряда вон выходящие, не привлекая к ним большего внимания. Надо думать, он был сильно чем-то развлечен, если не отдал себе отчета в том, насколько странно затягивать победную песнь на поле беспримерного поражения, если не вспомнил, что по меньшей мере половина той армии, чей разгром он празднует, принадлежала державам, которые он безусловно не желал оскорбить, если он забыл, что говорит в присутствии своего зятя, чей отец не раз успешно отражал во время отступления из Москвы атаки русской армии.

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 82
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?