Византийская принцесса - Елена Хаецкая

— Выслушав все, что каждый из вас желал мне сказать, с вашего разрешения и с Божьего благословения возьму слово. — И он поднял свой жезл, который вручил ему император. — Вот знак моей власти, а я получил его от нашего общего владыки. — Он направил жезл в сторону выхода, как бы угрожая Великому Турку, который сидел на горе и ждал ответа. — Мы превосходно сражались и одержали победу — и вот теперь-то враги заговорили с нами любезным языком, а ведь до того они объяснялись с нами только наречием железа и огня, и вместо слов употребляли они грабеж да казни. Я считаю, что никакого перемирия с ними заключать не следует, а напротив — надлежит нам бить их, бить без передышки до тех пор, пока они навсегда не покинут Грецию!

— Разве не следует нам перевести дух? — возразил Тиранту один из сеньоров.

Севастократор мгновенно повернулся к нему

— А вы можете сообщить мне, чем будут заняты наши враги, покуда мы переводим дух? Я моложе вас, но знаю, что они сделают: за полгода они наводнят наши земли своими людьми.

— Откуда они возьмут подкрепление? — снова спросил этот сеньор.

— Генуэзцы! — вместо Тиранта ответил Диафеб. — Вот кто охотно перевезет сюда турок на своих кораблях!

Тирант кивнул:

— А когда турки снова соберутся с силами, нам уже никаких сил не хватит, чтобы разделаться с ними. Нет, следует добить их прямо сейчас, и, видит Бог, я дам неприятелю столько сражений, сколько смогу!

— Нет! — закричал герцог Македонский, вскакивая и устремляя на Тиранта пылающий взгляд. — Нет, ты этого не сделаешь, мальчишка!

— Почему? — спросил Тирант невозмутимо.

— Я намерен противиться тебе! — объявил герцог Македонский. — И всем другим сеньорам я советую поступить так же.

— Соблаговолите не нарушать воли императора, — ледяным тоном произнес Тирант. — Иначе я буду вынужден заключить вас в колодки, любезный сеньор, а из почтения к вашему происхождению и возрасту мне бы очень этого не хотелось.

— Но из-за войны я потерял мои земли, — проговорил герцог Македонский. Он почувствовал, что от гнева у него немеют губы. И еще он чувствовал, что Тирант одерживает верх.

— Что ж, — сказал Тирант, — коли так, то могу вам ответить вот что: доблестному рыцарю более пристала смерть в бою, нежели голодное прозябание. И вот что говорит по этому поводу Тит Ливий, которого непременно должен изучать каждый благородный человек: «Три сокровища есть у человека — честь, состояние и жизнь. И ради чести можно пожертвовать состоянием и жизнью; ради состояния — жизнью, но не честью; а ради спасения жизни не стоит жертвовать ни состоянием, ни тем более честью». Запомните эти слова хорошенько и следуйте сему благому совету, и вы никогда не уроните своего рыцарского достоинства. — Севастократор еще раз оглядел собравшихся и заключил: — Никакого мира! Слышите вы? Будет война!

Герцог Македонский резко встал и вышел из шатра. Тирант этого не заметил, но от досады на глазах у герцога блестели жидкие слезы.

Севастократор вздохнул и вдруг широко улыбнулся:

— Полагаю, стол уже накрыт. Пригласим же Абдаллу Соломона разделить с нами трапезу после того, как он утолил первоначальный голод и потому не подвергнется риску явить дурные манеры — а такое иногда случается и с самыми воспитанными людьми из-за сильного голода. — Севастократор вновь обвел взглядом своих соратников. — Во время обеда и объявим посланнику наше окончательное решение.

Приближаясь к Константинополю, Диафеб дивился его величию и мощи, и ему казалось, что он не в город входит, а в огромную живую Библию, прямо в те страницы, где описываются стены Иерусалимские. И ему казалось, что на каждом здешнем камне почивает дыхание Господа.

«Иные крепости царапают небеса своими башнями, а то грызут их зубцами, и таковы те замки, которые стоят в Испании и Франции, — думал Диафеб. — Но эта цитадель — заодно с небом, у нее одна плоть с небесной твердью. Следует считать истинным чудом, что здесь живут самые обыкновенные люди, многие из которых и вовсе нехороши…»

Диафеб возвращался в город по повелению Тиранта, ибо севастократор хотел, чтобы о победах византийского воинства и разногласиях в лагере победителей, а также и о переговорах с турками император узнал не от врага, а от друга. При расставании с Диафебом Тирант снял латную рукавицу и затем стянул с пальца перстень. Он вручил этот перстень кузену как знак своего великого доверия.

Вместе с отрядом пеших и конных, сопровождающих пленников, Диафеб выступил в Константинополь в ночь того же дня, как завершились переговоры с Абдаллой Соломоном.

Они проделали весь обратный путь от Пелидаса к Константинополю куда быстрее, чем в первый раз, потому что с ними не было обоза и еще потому что ноги у победителей ходят куда проворней. Поэтому пехотинцы из отряда Диафеба шли ровным, спокойным шагом, а пленным туркам пришлось бежать, чтобы не отставать от них.

Когда Диафеб подходил к Константинополю, из города на подъездные дороги высыпало множество народу. Всем охота было посмотреть на пленников, которые тащились, связанные друг с другом длинной веревкой, и по распоряжению Тиранта волокли по земле захваченные у Великого Турка знамена.

Знатные дамы стояли возле окон и с брезгливым испугом рассматривали людей, которые при ином обороте событий сделались бы их господами и повелителями в постели.

— Странно становится, как поразмыслишь об этом, — сказала Кармезина своей подруге Эстефании.

— О чем? — переспросила Эстефания. Она уже знала, кто из христианских рыцарей возглавляет отряд, и с нетерпением ожидала свидания с Диафебом. По правде говоря, она больше почти ни о чем и не думала, кроме как об этом свидании.

— О том, чем угрожали нам турки — сделать всех знатных византийских женщин своими наложницами, — объяснила принцесса Кармезина.

Эстефания пожала плечами:

— Этого ведь не произошло и, даст Бог, не произойдет, когда у нас такие славные защитники!

— Вон тот, видишь? — не унималась Кармезина, показывая на какого-то пленника с длинными волосатыми руками. Он брел последним, привязанный к общей веревке за шею. — Например, его руки. Он хватал бы меня за грудь и за бедра, раздвигал бы мои колени и делал бы со мной все, что ему заблагорассудится, — да от одной только мысли об этом у меня мороз бежит по коже!

— Стоит ли об этом думать в таком случае, — рассеянно ответила Эстефания. — По крайней мере, этот человек закончит свои дни не в вашей постели, а где-нибудь на мельнице, где будет ворочать жернова, или в каменоломнях, добывая белый камень для строительства ваших дворцов.

— Все равно это ужасно, — сказала Кармезина и отошла от окна.

Пленников доставили в надежную тюрьму, а Диафеб вместе с несколькими знатными рыцарями отправился во дворец и предстал перед императором в большом зале, где имелось много чудес, например одна хрустальная собака, которая от малейшего дуновения ветерка раскрывала пасть. Император сидел на троне, но при виде Диафеба приподнялся, желая оказать ему честь.