Утонувшие девушки - Лорет Энн Уайт

– Причина смерти – утопление в пресной воде, – сказала врач, отвернув простыню и обнажив край Y-образного разреза на молодой груди Драммонд. – Обратите внимание на синяки на шее и плечах и на эту полосу по нижнему краю ребер. – О’Хейган обвела рукой длинный фиолетово-багровый кровоподтек.

– Ее могли перегнуть через жесткий край, например, ванны, – сказала Энджи, – или какой-нибудь лохани, и удерживать. Голова и плечи находились под водой, а она старалась освободиться.

О’Хейган кивнула.

– Также на теле имеются вагинальные и анальные разрывы, говорящие о грубой пенетрации. Под сводом влагалища следы талька, как и у Хокинг.

– Стало быть, в обоих случаях он использовал презерватив, – заключил Мэддокс.

– Обрезание Драммонд, как вам известно, было прижизненным, однако у Хокинг все отрезано после смерти, – сказала О’Хейган.

Энджи и Мэддокс переглянулись.

– Значит, он изменил почерк? – уточнила Энджи.

– Или совершенствуется, – отозвался Мэддокс. – Или думал, что Драммонд мертва.

– Судя по всему, обрезание выполнено одним и тем же человеком – лезвие одинакового размера, аналогичное направление разрезов, те же вырезанные части. – Барб покачала головой, глядя на мертвое спокойное лицо Драммонд. – Что только люди не делают друг другу ради сексуального ублажения… Мозг – главный сексуальный орган: все, что подсказывает воображение, воплощается на деле, а оргазм закрепляет мотивацию как ничто другое…

Энджи бросило в жар. Она вдруг вспомнила, что Мэддокс стоит совсем рядом.

– А крест на лбу? – напомнила она.

О’Хейган подвела их к негатоскопу с рентгеновскими снимками.

– Это череп Хокинг. Вот здесь видны тонкие царапины. – Патологоанатом указала на тонюсенькие линии, составляющие распятие, на лобной кости. – А это череп Драммонд. Та же глубина царапин и та же форма.

– Похоже, одна и та же рука, – сказал Мэддокс. – Давление на лезвие одинаковое в обоих случаях.

– Не считая этих травм, Драммонд можно назвать абсолютно здоровой, – сказала О’Хейган. – К сожалению, остальные следы были уничтожены в больнице…

– Ее одежда до сих пор в лаборатории, – перебила Энджи. – Может, удастся обнаружить то, что позволит связать обеих жертв по месту смерти. Узнаем, куда их увезли и где убили.

– А зубы? – спросил Мэддокс.

– В очень хорошем состоянии, никакой косметической коррекции. О зубах Хокинг свое слово скажет одонтолог сегодня в первой половине дня. Существуют доказательства неудовлетворительной гигиены полости рта и серьезного разрушения зубов Хокинг в прошлом, но все восстановили с помощью каких-то весьма недешевых стоматологических чудес.

– Хокинг несколько лет употребляла кристаллический метамфетамин, – подал голос Мэддокс. – Отсюда интенсивное гниение зубов, так называемый «метамфетаминовый рот». – Он помолчал. – Похоже, она наконец занялась собой.

– И не стеснялась в расходах, – добавила О’Хейган.

– Скорее кто-то заплатил, чтобы ею занялись, – поправила Энджи.

╬

– Эй, мальчики, мелочи не найдется? – Тощая как вешалка женщина с расчесанным, в болячках, лицом и гнилыми пеньками зубов привязалась к Кьелю Хольгерсену и Харви Лео, когда они шли по тротуару мимо магазина секонд-хенда, в витрине которого красовалась искусственная елка с запутанной мишурой. Кьель бросил взгляд на жалкое создание: нищенка была в джинсах и грязной джинсовой куртке, на руках – перчатки с обрезанными пальцами. Мокрые волосы свисали жиденькими сосульками вдоль впалых щек, а странный, безумный взгляд метался из стороны в сторону.

Она схватила Лео за куртку:

– Эй, дедуля, у тебя же есть наличные! Поделись ради праздничка, сейчас полагается подавать! – Она с маниакальным видом поглядывала Лео за спину, часто высовывая язык изо рта.

– Убери от меня свои поганые руки, наркоманка чертова! – огрызнулся Лео, отталкивая женщину и прибавляя шаг.

– Сволочь! – завопила она вслед. – Козел! Слышишь, ты, я с тобой говорю… Вернись! Погляди на меня! Погляди на мое лицо! Я тебя уже здесь видела, я тебя знаю! Хочешь потрахаться, папаша? Счастливого Рождества, мать твою!

– Как же от нее воняет, – пробормотал Лео, когда его нагнал Кьель. Ледяной дождь пошел сильнее, барабаня по плечам и рябым лужам, образовавшимся между холмиками тающей грязной слякоти. – Чертова торчалка, ничего не соображает от метамфетамина, вон, всю паршой закидало…

Кьель покосился на него, но придержал язык. Не успел он худо-бедно освоиться с Паллорино, как ему в напарники подкинули этого урода. У Харви Лео были свои комплексы (не меньше, чем у Паллорино), но он был в отделе своим и на правах старожила. Кьель рассудил, что лучше держаться на нужной стороне этого мужского клуба.

– Знаешь разницу между торчком и широй? – спросил Лео, когда они свернули за угол, направляясь в «Харбор-хаус». – Шира украдет твое дерьмо и смоется, а торчок сперва украдет, а потом будет помогать тебе его искать. – Он гортанно засмеялся собственной шутке, но тут же зашелся кашлем курильщика. – Кстати, метамфетаминщицы могут трахаться как кролики – часами.

Кьель не ответил.

– А что у тебя за имечко такое – Келл Хольгерсен? Скандинавское, северное или что?

– Меня зовут Кьель.

– Я так и сказал.

– Нет, ты сказал «Келл», а правильно «Кьель». Большинство англоязычных не могут этого выговорить и произносят «Шьелл».

– Ну. А имя-то откуда?

– Семья моего отца родом из Норвегии.

– А, вот почему ты так потешно выражаешься?

Кьель нехотя улыбнулся, поглядывая на дверные ниши. Он старался разглядеть лица притулившихся там бездомных, которых в Виктории толпы. В глубине души он не переставал надеяться, что однажды из-под такого навеса или откуда-нибудь из картонной коробки на него взглянут глаза отца. Поэтому-то Кьель и стал полицейским и работал в отделе по борьбе с наркотиками на севере провинции, в том числе под прикрытием. Ему нравилось работать на улицах, заниматься реальным делом, а иногда и поболтать. Не стань он копом, закончил бы, наверное, как папаша. Полицейский значок удержал его на нужной стороне. А может, и нет.

– Я родом из Белла Кулы, у границы с Аляской. Там много веков назад осели норвежские рыбаки. Но когда рыболовство загнулось, деревня превратилась в изолированную и почти нищенскую общину.

– И ты приехал в солнечную Викторию делать карьеру полицейского?

– Ага, в солнечную! – Хольгерсен вытер мокрый от дождя лоб.

– Ну в теплую. Бездомные сюда лезут как мухи – Викторию называют канадским Сан-Диего. Я слышал, ты работал в Верхней Канаде?

– Ты задаешь много вопросов, Лео.