Змей – история одного злодея - Алексей Юрьевич Булатов

про слежку я тогда зря, наверное, ему сказал, уж больно я боялся глупостей, которые он мог наворотить. Но мои слова про слежку сильно расстроили тогда Алексея.

Арсен нас встретил на границе, видно было, что он не спал и мчался всю ночь за рулем. Он обнял меня и, чуть не плача, сказал:

– А мы ведь похоронили уже вас, Виктор Сергеевич, представляете? Похоронили! Могилку вам даже на кладбище организовали, а вы, видимо, теперь долго жить будете?

– Да, если верить показателям моего организма, не меньше двадцати лет, Арсен. Все благодаря вот этому оболтусу.

Я показал в сторону Алексея, который при виде Арсена сжался, как лимон на солнце. Арсен грозно глянул в его сторону.

– Вы не шутите? Мы так и не поняли, что же тогда произошло, но дел они тут с Коляном наворотили. Вы, кстати, вовремя прибыли, так как вопрос по Коляну, другу его, стоял на повестке дня.

Тут Алексей не выдержал и почти заорал:

– Чем он вам насолил? Не трогайте его!

– Да никто его трогать не собирается, он сейчас перестал уже дела творить, сидит в деревне под Черкассами.

– Вот и отвезите меня к нему, пожалуйста.

Мы его и отвезли туда. Но там Лешу ждало разочарование, мне уже потом Арсен сказал:

– Баба-то его, она ведь от Коляна беременная, может, нужно было его предупредить?

– Не нужно, переживет, он тоже там ей верен особенно не был.

– А где вы были, Виктор Сергеевич?

– Это вопрос, на который я тебе, наверное, не смогу пока ответить, пока не пойму, как правильно сформулировать, чтобы ты не посчитал меня сумасшедшим. Давай так: мы были в другой, очень далекой стране.

– Я уже считал себя сумасшедшим, и ребята, те, что выжили, тоже считают себя такими.

– А что, многие погибли?

– Тут странное дело, они все ушли с той операции в лесу невредимыми, и я в том числе. Им вкололи какой-то наркотик, и все они после него очнулись и пришли в себя без повреждений, как показалось сначала. Но оказалось, что в их организме произошла перестройка, которая привела к тому, что они больше не смогли выпивать. Ну то есть водку то они пить могли, но действие этой самой водки для них стало как вода. И один за другим в течение месяца, кто-то больше, они наложили на себя руки.

– А ты как? Тебе ведь тоже врубили вроде?

– Ну вы же знаете мое отношение к алкоголю, Виктор Сергеевич, я спокойно пережил эту потерю.

– Да, понимаю, но для некоторых, на вид здоровых, людей это оказывается фатальной потерей.

– Да вот, но дел наворотили эти друзья гору. Наш район по числу суицидов сейчас на первое место вышел. В общем, я сейчас тотальную слежку установил и за Коляном, и вот теперь и за Лехой.

– Это правильно, следи, но пока не трогай. Сначала мне сообщить, потом уже решения.

– Да, так и сделаем, но Виктор Сергеевич, вы понимаете, что мы вас похоронили?

– Да, понимаю, и я сейчас на первенство не претендую. Дашь мне уголок, помогу где нужно, и может, по новым документам смотаюсь в Пакистан, семью свою навещу, раз уж мне выпало еще пожить немного.

Воскресать, оказывается, дело муторное и почти невозможное. Моим наследником в Украине был Арсен, и только его личная верность мне дала мне шанс тут появиться. Все партнеры и коллеги моему воскрешению были не очень рады, так как я был много умней и жестче Арсена. И сейчас за десять месяцев моего отсутствия многие дела требовали вмешательства. Но я решил не воскресать для всех, и некоторые дела сделать, находясь в могиле. Одной из очень неприятных новостей оказалась смерть Снегиря, который возглавлял киевскую группировку. Его преемник, некий Сашко, вел себя нагло и вызывающе. И впереди маячила война, так как этот Сашко совершенно не был договороспособным. В общем, дела у меня тут были, хотя я мог в них погружаться, а мог и не погружаться. Мы договорились с Арсеном, что я остаюсь покойником, но помогаю ему мудрым советом, как и где поступать.

Я жил в своем доме, в котором Арсен сделал ремонт, так как он его теперь считал своим. Я не возражал, так как я на его месте, может, сделал бы так же, но теперь у меня была проблема: я чувствовал себя в гостях. Так в доме изменилось не очень много, поменялась мебель, сантехника, и отделка стен, которую Арсен сделал из современных материалов. Придраться было не к чему, но это уже был не мой дом. Я прожил там в течение недели, и попросил снять мне квартиру в Каневе, и переехал туда. Потом Арсен сделал мне новые документы, и я улетел в Пакистан. В кои-то веки я улетел туда один, по чистым документам, без опаски, что меня выследят и заподозрят, так как у меня реально было стопроцентное алиби. Мой диагноз – рак печени – был подтвержден во многих известных клиниках не только Украины, но и России и Израиля, и поэтому, когда Арсен сделал небольшую “«липу”» в качестве акта кремации, ни у кого не возникло и капли сомнения в моей смерти.

Я прибыл в Пешавар поздно вечером и удивился, насколько этот город не изменился за тот долгий срок, который я тут не был. Многое, конечно, изменилось, появились новые дома, новые улицы и новые марки машин. Но сам город сохранился таким, каким я его помнил. Сейчас уже, когда жара спала, я шел пешком по улицам, которые были для меня родными и вызывали у меня массу воспоминаний. Я специально выбрал маршрут таким образом, чтобы пройти мимо автосервиса, где работал Николай, пройти через парикмахерскую, где работал Петр, и дойти через стоянку такси, где я несколько лет работал. Там, где был раньше автосервис, остался автосервис, там, где была парикмахерская, осталась парикмахерская, и даже стоянка такси около гипермаркета осталось стоянкой такси. Правда, на месте старого гипермаркета появился новый, в два раза больше по размеру, из новейших материалов. Он смотрелся таким синим пятном на фоне старых домов и мечети, которая выглядывала из-за него. Я шел по этой улице, останавливаясь около каких-то мест, которые вызывали у меня воспоминания. В Пакистан я прилетел без обратного билета, просто потому что хотел именно вот так придаться своим воспоминаниям. Многие из моих воспоминаний до сих пор под грифом “«Секретно», и я не могу про них говорить даже тут, в моих мемуарах. Но сам, в своей голове-то, я могу