Слепой. Теория лжи - Андрей Воронин

Минут через двадцать дверь открылась и на пороге показался Федор. Был он бледен, в очках и совсем не походил на видавшего виды урку.

— Ну, здравствуй, брат! — сказал он, пожав руку Максу.

— Привет! — сказал тот, с трудом сдерживая слезы.

— Да ладно, не реви, все перемелется… — вздохнул Федор, устраиваясь за столом.

— Ты, извини, я без передачи. Просто не знал, что тебе нужно…

— Да ладно, уже мало осталось, — кивнул Федор.

— Ты что, женился? — поинтересовался Макс. — Поздравляю.

— Да приезжает тут одна женщина. По переписке познакомились, — чуть смутившись, сказал Федор. — Как ты? Как Рыжий?

— Рыжего видел. С ним все в порядке. А вот родители… Я ведь только сейчас узнал, что их убили.

— Да, убили, — сказал Федор. — С этим мы позже разберемся. Но сейчас-то ты зачем приехал?

— Да вот новости есть… из-за чего, собственно, я и сорвался… Кто-то на московский рынок выпустил экстази в наших старых упаковках…

— Там еще кое-что оставалось. Ну то, что мы не сбыли… — тут же вспомнил Федор.

— Не знаю. Но у нас же все гладко шло. Смертельных случаев не было. Нас же тогда, считай, случайно зацепили…

— Да неслучайно, — покачал головой Федор. — Ты уже подзабыл, я вижу, малость. Во всем виноват Вован. Он тогда хвастался, что крыша, мол, у нас надежней некуда, а сам с кем-то наваром не поделился. Предпочел свернуться, а не делиться…

— Но нынешняя дурь — паленая. С катушек полностью сносит. Есть даже смертельные случаи…

— Ты хочешь сказать, что это Вован со своими куриными мозгами начал ваять колеса? — удивился Федор. — Это нереально. Нет. Вован не мог… Может, он просто упаковку кому-то продал.

— Вован… Вован теперь доктор химических наук Владимир Ильич Кочергин, — сообщил Макс, ожидая реакции Федора.

— Нет, — уверенно повторил Федор. — Сам он ничего сделать бы не смог.

— Ну так, может, у него помощники появились — головастые студенты, аспиранты… — высказал предположение Макс.

— Может, и появились… — недовольно кивнул Федор и, подойдя к окну, глубоко задумался.

— Может, мне и правда сходить купить тебе что-нибудь, да и этот ваш начальник вроде как намекал, что ему надо бы что-то дать…

— Подожди. Успеешь… — резко повернувшись, сказал Федор и подтащил Макса к зеркалу.

Федор, похоже, остался доволен сравнением и, осмотревшись по сторонам, спросил:

— У тебя блокнот и ручка хоть есть?

Макс с готовностью кивнул.

— Ну вот и чудненько… — проговорил Федор и добавил: — Я тут научился рисовать, давай-ка что-нибудь на память изображу.

Стремительным, острым почерком Федор сообщил: «Здесь прослушка. Поэтому сделаешь все, как я пишу. В семнадцать мы идем в городскую баню. Тоже будь там. Без усов, бороды и со стрижкой-нулевочкой. Стой у служебного входа».

— Ну как, понравилось? — спросил Федор и сам же ответил: — Вижу, что не понравилось!

И разорвал листок на мелкие клочки, которые скомкал и отдал Максу со словами:

— Выбросишь по дороге, чтобы территорию не загрязнять.

— Так, может, тебе все-таки купить что-нибудь? — спросил Макс, забирая клочки.

— Не надо. Мы сегодня в городе будем. У нас воду отключили. Особо отличившихся в баню городскую поведут, — повторил Федор и добавил: — У тебя доллары с собой есть? Около тыщи?

Макс кивнул и добавил:

— И карточка.

— Напиши код, — попросил Федор.

И Макс написал в блокноте код. Федор взглянул на него и замазал карандашом.

— Ну все, братишка, до встречи на свободе! — сказал Федор и помахал Максу рукой.

Макс вышел из дома свиданий, почесывая затылок: Федор ведь так ничего ему толком и не объяснил. Но ослушаться брата он не посмел и в семнадцать ноль-ноль, побритый и остриженный налысо, стоял у служебного входа бани.

Вскоре дверь служебного входа приоткрылась и какой-то лысоватый невысокий мужичок в ярко-красной спортивной майке и шортах помахал ему рукой и тихо сказал:

— Заходи! Тебя ждут.

В небольшой комнате, уставленной шайками, сидел на лавке абсолютно голый Федор. Когда Макс глянул на него, ему показалось, что смотрится в зеркало.

Федор встал и скомандовал:

— Без лишних вопросов раздевайся.

— Зачем? — не понял Макс.

— Досидишь за меня этих пару недель, — сказал Федор тоном не допускающим обсуждения и тем более отказа. — А мне надо срочно в Москву. Я с Вованом разберусь. И за прошлое, и за настоящее. И за будущее.

— Но как же я? — испугался Макс. — Меня враз разоблачат…

— Могут, но не разоблачат! — успокоил его Федор и спросил: — Ты где в Москве остановился?

Макс назвал отель и номер комнаты и снова напомнил:

— Но ведь я ничего не знаю о тюремной жизни…

Между тем Федор уже переоделся в его одежду и спокойно сказал:

— Войдешь в баню, я тебя подтолкну. Головой треснешься. Ну и, чтобы особо не цеплялись, изобразишь амнезию, потерю памяти. Ты же в кино такое видел?

— Но мне могут не поверить? — не на шутку испугался Макс.

— А ты сделай так, чтобы поверили! Отлежишься в больничке. Потом тебя в курс дела начнут вводить. А там, глядишь, и я приеду, тебя сменю.

— А как ты меня сменишь? — удивился Макс.

— По ходу придумаем, — сказал Федор и, распахнув дверь в полное пара банное отделение, втолкнул туда Макса, одновременно подставив ногу.

Макс споткнулся, упал, ударился головой об угол скамейки и потерял сознание.

Очнулся он в больничной палате, но с решетками на окнах. И двери почему-то железные. Рядом стояла пустая кровать. Голова была забинтована и довольно сильно болела. Но самым неприятным было то, что он ничего не помнил. Первым желанием Макса было кого-нибудь позвать, но он сдержался, поскольку понимал, что этого делать не стоит. И Макс попытался по фрагментам восстановить прошлое. При этом начал он с самого близкого и доступного. Реальным было то, что у него разбита голова и он находится в больнице. Но на окнах решетка. Двери железные. Он в тюрьме? Но в тюрьме был Федор, к которому он… ага, прилетел из Москвы.

И тут двери распахнулись и в палату вошел молодой врач в белом халате.

— Заключенный Федор Лущик, вы пришли в себя? Как вы себя чувствуете? — спросил доктор, присаживаясь с ним рядом.

— Голова болит, — поморщился Макс.

— А встать пробовали?

— Нет, но сейчас попробую, — с готовностью предложил Макс и попытался приподняться, но голова закружилась, в глазах потемнело, и он даже зажмурился.