Закваска - Робин Слоун

— Поговори со Стивеном Агриппой.

— Спроси Агриппу.

— Агриппа, который делает сыры.

— Агриппа знает про микробы больше всех.

— Агриппа, он наверху, на летном поле.

— Агриппа, у которого козы.

От: Бео

Что было дальше? М. протиснулся в узкую расселину и словно попал в свою мечту. Внутри пещеры росли огромные грибы, с ножками в обхвате как стволы деревьев, их усики и прожилки трепетали, а ветер насвистывал тихую мелодию (запомни это!).

М. знал, что грибы могут оказаться ядовитыми, но разве у него был выбор?

И знаешь что? Они оказались великолепными! Плоды пещеры поддерживали в нем жизнь.

Недели спустя к огромному скалистому острову подплыл остроносый корабль — так близко, что М. сумел подать ему сигнал, размахивая руками на вершине, с которой еще недавно собирался сигануть вниз. Когда корабль подплыл ближе, он влез на борт, и… его тут же снова взяли в рабство. Он никому не рассказал ни о пещере, ни о своей находке.

Через пять лет его отпустили на волю, а еще через пять лет он купил свой собственный корабль — старый и прохудившийся, но достаточно большой, чтобы вместить не только его семью, но и семьи тех, с кем он греб на лодке и страдал плечом к плечу.

Думаю, так оно и было.

За старыми ангарами оказалась заброшенная взлетная полоса — асфальт потрескался, зарос высокими травами, густыми кустами с серо-зелеными листьями и ярко-белыми цветами. На краю летного поля скучилось несколько приземистых округлых бункеров, а дальше виднелась только темная вода.

Я взяла с собой немного закваски в горшке Беорега, и теперь несла ее по этим странным местам, а у моих ног лежала Мэрроу-Фэйр.

Молодой человек и альпака стояли вдали и приглядывали за своим стадом.

Я медленно пошла к ним; они оба смотрели, как я шагаю по бетону.

— Стивен Агриппа? — спросила я, подойдя поближе. — Мы с вами уже однажды встречались… Ну неважно. Я работаю на рынке, — я туповато указала рукой в землю. — Все сказали, что мне нужно с вами посоветоваться.

Мужчина медленно кивнул.

— У меня тут кое-что странное, — сказала я. — Это закваска, но она не… Эй!

Одна из коз стала глодать мою штанину. Я отскочила. Агриппа рассмеялся — его смех напоминал раскатистый высокий лай.

— Ну давай, — сказал он. — Показывай свою странную закваску. И не бойся Геркулеса, он клевый.

Голос у него был надломленный и визгливый. Он развернулся и потопал прочь. Я последовала за ним, обходя голодную козу и бдительную альпаку по имени Геркулес.

Агриппа вел меня к одному из бункеров — просевшему и окруженному густыми зарослями сочно-зеленых и ржаво-красных растений. Фасад его напоминал белый полумесяц. К нему привалился ветхий фургон с навесом с одной стороны.

В тени навеса Агриппа сунул руку в переносной холодильник и выудил оттуда две бутылки без этикеток. Обе бутылки он открыл зубами.

— Будешь?

Я взяла пиво у повелителя микробов и повертела бутылку в руках.

— Это домашнее?

— Нет, из «Алгебры», они тут неподалеку. Пятикратное охмеление. Экспериментальное. Я им иногда помогаю.

— Люди говорят, ты заклинатель микробов.

Он отхлебнул пива, посмотрел на воду.

— Да, так говорят. Я все пытаюсь их разубедить, но тогда они спрашивают, кто же я, а я никогда не могу толком ответить, вот и приходится заткнуться.

— Ты же делаешь сыр.

Он что-то промычал, а потом указал большим пальцем на бункер за нашей спиной.

— Сырная пещера. Раньше там хранили бомбы, — он отпил еще глоток. — А теперь вот по-настоящему высокотехнологичный продукт.

По моей голове побежали мурашки.

— Тут вообще безопасно?

— Ты сюда на машине приехала?

— С Карлом, на пароме.

— Ну, тут безопасней.

— В смысле, тут нет радиации?

— Радиация везде. Но это не страшно. Мутации — это хорошо.

Я не понимала, всерьез он говорит или нет. Он, очевидно, наслаждался этой неоднозначностью.

Вообще-то мне такие люди не очень нравятся.

Я подняла горшок с закваской и протянула Агриппе. Он оглядел горшок, потом меня.

— С этим я ничего не смогу поделать.

— Что?

— Ты думаешь, я спец по закваске, и ты просто-напросто скинешь ее на меня? Ну уж нет. Я расскажу тебе, что знаю сам, а уж как ты применишь это к своей конкретной технологии — дело твое.

— Ты все время говоришь про технологии.

— Потому что это технология. Пошли, хочу показать тебе пещеру.

Воздух в бункере был вязкий и плотный, с тяжелым запахом нашатыря. Он словно залез ко мне в нос и вытеснил все остальные запахи. Бункер был узкий, но длинный, даже очень — настолько, что свет от входной двери не достигал задней стены, а пропадал в темноте.

По всей его длине висели полки — как иллюстрация перспективы в художественной школе. На полках лежали огромные сырные головы, которые я видела на Мэрроу-Фэйр на прилавке Орли. Их пронизывали цветные прожилки — голубые, бирюзовые, огненно-рыжие, ярко-розовые.

Агриппа взял небольшую корзинку и медленно двинулся вперед, оглядывая полки, как въедливый покупатель.

— Если долго сидеть тут в темноте, — отсутствующим голосом начал он. Я подумала, что легко представляю себе его за этим занятием, — можно увидеть желтые вспышки. Это витамин B2.

— И ты на сто процентов уверен, что это неопасно?

— Это красиво.

Этот ответ меня не очень успокоил.

Мы миновали одну из полок, на которой сыр расцвел массой наростов — крупных, похожих на грибы. Они поднимались в воздух и слегка колебались от нашего движения. Я резко втянула воздух.

— Там… Оно… — я указала на сыр. — Там все в порядке?

Агриппа ухмыльнулся.

— Лучше некуда. Там целая империя растет, великие дела творятся.

Он взял одну голову со следующей полки, понюхал, а потом достал из кармана инструмент — нечто вроде металлического шприца — и воткнул его в сыр. Вытащил из глубины крохотный образец и сунул половину в рот, а другую половину предложил мне. Я немного поколебалась, но потом взяла ее. Он с довольным видом развернулся и направился к выходу.

— Культура, — сказал он. — Вот что раньше значило это слово — производство сыра, а не музеи и оперы. А до того — просто земледелие. Это определение даже лучше. Потому что вот кто мы есть. Не музыка нас определяет и не книги. Пф, книги! Книги мертвые, а мы живые. Мы едим, гадим, выращиваем что-то. Мы — это то, что мы выращиваем. Но, но, но — вот в чем дело — мы просто любители.