Капитул Дюны - Фрэнк Герберт

— Плантации вокруг Центрального Здания должны быть либо оставлены, либо надо предпринять некоторые действия, чтобы поддержать их в нынешнем состоянии, — сказала послушница. — В этом и состоит суть доклада.

— Повтори доклад устно.

Опустилась ночь, и пока Одраде слушала, зажглось искусственное освещение. Кратко. Очень кратко. В докладе явно звучало влияние Беллонды. Нет никакой официальной ссылки на Архив, но предупреждения об изменении погоды шли через Архив, и, кроме того, послушница, повторила несколько характерных для архивариуса слов.

Окончив доклад, послушница умолкла.

Что мне ответить? Сады, пастбища и виноградники были не просто буфером на пути наступающей Пустыни, они служили источником нравственной силы Капитула, оставаясь при этом поставщиком пищи.

Они — моя моральная поддержка.

С каким спокойствием ожидает эта послушница ответа. Белокурые кудри и круглое личико. Лицо приятное, хотя рот, пожалуй, слишком широк. Послушница ждала, равнодушно глядя на оставшуюся в тарелке еду, терпеливо сложив руки на коленях. Я здесь для того, чтобы служить вам, Верховная Мать.

Пока Одраде собиралась с мыслями, на нее нахлынули воспоминания, поток памяти накрыл впечатления непосредственного наблюдения. Она вспомнила курсы пилотирования орнитоптера. Две студентки-послушницы в кабине с инструктором над влажными равнинами Лампадас. Одраде обучалась в паре с одной из самых неуспевающих и неспособных послушниц. Видимо, она попала в Общину только благодаря своей наследственности — на нее пал выбор Селекционных Куртизанок. От нее хотели получить ценное потомство. В той девушке не было ни эмоциональной уравновешенности, ни ума. Одраде даже запомнила, как ее звали, — Линчина.

Линчина крикнула инструктору: «Я полечу на этом проклятом орнитоптере!»

От мелькания и кружения болотистых озерных берегов и деревьев внизу к горлу подступала тошнота. Казалось, что они стоят на месте, а весь мир вертится вокруг. Линчина постоянно ошибалась, делая одну ошибку за другой. Каждое ее движение вызывало новый крен машины.

Инструктор, не говоря ни слова, взял управление на себя. Машина выровнялась, но инструктор продолжал хранить молчание.

— Вы никогда не будете летать на этой машине, леди. Никогда! Для того, чтобы такие, как вы, могли чему-то научиться, их надо начинать тренировать в детстве.

— Я могу, я могу! Смотрите, как ровно мы летим! — кричала Линчина и продолжала дергать рычаги.

— Не старайтесь, леди, я отключил ваше управление. Вы отстранены от полета.

Одраде с облегчением вздохнула, поняв, что Линчина своим управлением могла убить их.

Повернувшись к Одраде, сидевшей сзади, Линчина крикнула:

— Скажи ему, скажи! Скажи, что он должен повиноваться Бене Гессерит!

Линчина признала, что, будучи моложе на несколько лет, Одраде уже кое-что значила в иерархии Общины Сестер.

Одраде хранила молчание, лицо ее оставалось бесстрастным.

Молчание — часто самое лучшее, что ты можешь сказать, написал кто-то из юмористов на зеркале в общежитии послушниц. Одраде считала эту надпись весьма поучительной и тогда, и много позже.

Вернувшись на землю и снова посмотрев на послушницу, которая ждала ответа, Одраде подумала, почему именно сейчас она вспомнила этот эпизод из далекого прошлого. Такие вещи редко бывают бесцельными. Сейчас не надо молчать, так в чем же юмор этой ситуации? Да, это было послание. Юмор Одраде, который проявился по отношению к Линчине после полета, сыграл свою положительную роль и кое-чему научил Линчину. Юмор в условиях стресса — сильнодействующее средство.

Одраде улыбнулась молоденькой послушнице.

— Ты бы не хотела стать лошадью?

— Что? — Слово вырвалось непроизвольно, но послушница, глядя на Верховную Мать, не смогла сдержать улыбку. В ней не было ничего тревожного, наоборот, это была очень теплая улыбка. Все знали, что Верховная Мать допускает проявления чувств.

— Ты, конечно, ничего не поняла, — сказала Одраде.

— Нет, Верховная Мать. — На лице застыла терпеливая улыбка.

Одраде хотелось, чтобы это выражение подольше задержалось на лице девушки. Ясные голубые глаза, еще не тронутые яркой синевой меланжевой зависимости. Рот почти такой же, как у Белл, но без порочности и злых складок. Послушные мышцы и послушный интеллект. Она хорошо почувствует, что именно захочет от нее Верховная Мать. Надо отметить, что ей поручили делать карту, и она сама подготовила этот доклад. Она понятлива и умна. Вряд ли эта девушка достигнет больших высот, несмотря на свой ум, но она всегда будет занимать ключевые позиции в том, что касается ее квалификации.

Почему я села рядом с ней?

Во время посещений столовой Одраде часто целенаправленно выбирала себе компаньонку. Чаще всего это были послушницы. Встречи с ними многое открывали, потом под наблюдением прокторов они готовили доклады, попадавшие на рабочий стол Верховной Матери. Но иногда Одраде садилась за стол, не в силах объяснить, почему она выбрала ту или иную послушницу. Так я поступила и на этот раз. Но почему именно она?

Беседа возникала редко, если ее не начинала сама Верховная Мать. Это было очень ненавязчивое вступление, следом за которым следовал более интимный разговор по душам. Сидевшие вокруг обычно жадно ловили каждое слово.

В такие моменты на Одраде снисходило состояние почти религиозного блаженства. Такое отношение успокаивало самых нервных. Послушницы всегда остаются послушницами, но Верховная Мать — самая главная ведьма среди них. Поэтому их нервозность была вполне объяснимой.

Позади Одраде послышался шепот:

— Сегодня она поджаривает на углях Стрегги.

Поджаривает на углях. Одраде знала это выражение. Оно было в ходу и во времена ее послушничества. Значит, ее зовут Стрегги. Умолчим об этом. В именах есть что-то магическое.

— Тебе понравился сегодняшний обед? — спросила Одраде.

— Он вполне приемлем, Верховная Мать.

Обычно послушницы старались не давать неверных ответов, но Стрегги явно была в замешательстве от смены темы.

— Да, он немного переварен, — согласилась Одраде.

— Они обслуживают такую массу людей и, естественно, не могут угодить на всех, — проговорила Стрегги.

Она говорит то, что думает, и говорит хорошо:

— У тебя дрожит левая рука, — заметила Одраде.

— Я нервничаю при вас, Верховная Мать. Кроме того, я только что вернулась из тренировочного зала. Я очень устала сегодня.

Одраде внимательно пригляделась к дрожи.

— Тебя заставляли делать подъемы на вытянутых руках.

— Это было больно в дни вашего послушничества, Верховная Мать?