Когда сбываются мечты - Инна Дворцова

— Ладно, не заводись. — Бабушка снисходительно потрепала Элен по руке. — Не выполнила ты своего предназначения в Лореллее.

— И что теперь делать?

— А ты сама чего хочешь?

— Хочу на родителей посмотреть. Как они там без меня. Весточку им подать, что я жива.

— Посмотреть на родителей можешь, а вот весточку подать вряд ли. Но если удастся, то почему нет.

— А вернуться в свой мир хочешь?

— Конечно. У меня там столько незавершённых дел.

— О каком мире сейчас говоришь? — Бабушка улыбнулась.

— О Лореллее, конечно. Теперь здесь мой дом. Мне нравится, как складывается моя жизнь.

— Хорошо. Смотришь на родителей и обратно.

Элен обрадовалась. Она была даже благодарна тем, кто убил её. А иначе как бы ей ещё представилась возможность увидеть родителей.

Девушка подошла к стене, которая оказалась экраном в мир её родителей. Она могла следить за ними, просто переходя от одной стены к другой.

Элен увидела, как постарели её родители. Горе от потери единственной дочери подкосило их. Но, что могла сделать Элен для них. Вернуться? Но как же её жизнь здесь. Не зря же именно её забросили в это государство.

Элен ходила за ними по всей квартире. Её ещё повезло, что был вечер и родители дома. Смогла повидать их двоих.

Как бы она хотела забрать их с собой. Чтобы жить вместе. Интересно можно ли это сделать? Она раньше даже не думала о такой возможности.

А сейчас выжить бы самой.

Элен решила рискнуть и подать весточку родителям. Если получится, конечно.

Она решила написать на стене короткое письмо. Вдруг родители заметят.

«Любимые мои, мама и папа!

Мне горько видеть, как вы страдаете из-за моей гибели. Не нужно, родные. Я жива и здорова. А главное, я счастлива. Но только не в этом мире.

Я провалилась во временную дыру и оказалась в другом измерении. Только сейчас у меня получилось послать вам весточку. Но больше такого шанса не представится.

Это неглупая шутка и не розыгрыш. Это действительно я, ваша Лисичка»

Она специально написала прозвище известное только её родителям.

Элен наблюдала, как меняются лица близких ей людей по мере чтения. Мама уже вся в слезах. Но как же поменялись выражения лиц. Уже не было той безысходности.

— Благослови тебя Бог, доченька — мама перекрестила ту стену, где проявилось письмо. Папа обнял её и подмигнул дочери, надеясь, что она его видит.

Всё хорошее когда-то заканчивается. И свидание с родителями завершилось. Стена постепенно становилась всё менее прозрачной. Элен старалась напоследок запечатлеть в памяти стоящих в обнимку родителей. Таких любимых и теперь уже далёких. Невольно к глазам подступили непрошенные слёзы. Девушка не прятала свою боль. Она была одна и держать лицо было не перед кем.

Появилась прабабка Веденея.

— Твоё время истекло. Пора возвращаться.

— Бабушка, а можно, чтобы родители тоже сюда попали.

— Зачем? Им и там неплохо.

— Мне бы очень хотелось.

— Это невозможно, Элен.

— Как говорит моя мама: «Для невозможного нужно больше времени».

Бабушка не стала вступать в дискуссию с неразумной правнучкой. Пора её отправлять обратно. Долго находиться за гранью может быть опасно.

Веденея провела перед лицом девушки рукой и Элен провалилась в беспамятство.

Элен с трудом открыла глаза. Сквозь пелену, застилающую глаза, она с трудом разглядела камни над головой. Додумать едва появившуюся мысль девушка не смогла, она снова потеряла сознание.

Если бы Целительнице удалось рассмотреть жилище, где она находилась, то девушка бы очень удивилась. Каменная избушка, потолок которой увешан пучками сухих и не очень трав. На стенах разместился весь нехитрый кухонный скарб. На единственном окне красовались белоснежные занавески. Стол, стулья и большой, запертый на замок, сундук, довершали интерьер лесной избушки.

Очаг, больше напоминавший камин, с не большим котлом и чайник, стоявший возле огня. Варево, готовящееся на огне, помешивала колоритная женщина. Небольшого роста и неопределённого возраста, с седыми волосами, убранными под цветастый платок, повязанный на подобие тюрбана, в темно-синей, в пол, юбке и такого же цвета блузке с длинными рукавами и голубой, расшитой непонятными узорами, жилетке. Лицо женщины не было красивым в общепринятом смысле, но притягательный взгляд ярко-голубых глаз делал выражение лица необыкновенным. Глаза незнакомки завораживали, как бы сказала Элен, гипнотизировали, поймав её взгляд, нельзя уже было отвести глаз. Казалось, что она могла читать даже в потаённых уголках души, куда даже сам хозяин не заглядывает, но где хранится память о тех самых поступках, о которых лучше было бы забыть.

Женщина, заметив, что Элен открыла на мгновение глаза, захватив на столе кружку с питьём, поспешила к кровати. Приподняв немного ее голову, она влила немного жидкости в рот девушке. Элен проглотила питьё, закашлялась и снова открыла глаза. Теперь её стальные глаза встретились с сапфировыми, но Элен не смогла сфокусировать взгляд на лице женщины.

Невидимую связь, которую успела установить неизвестная женщина с сознанием Элен, разорвали крики со двора:

— Матушка Беляна, матушка Беляна!

Женщина осторожно положила голову девушки на подушку и тихонько, чтобы не потревожить её, вышла из дома. «Так вот значит как её зовут» — отметила про себя девушка.

— Ну, чего ты так кричишь, скаженный? — Принялась отчитывать худенького, похожего на подростка парня, женщина. — Знаешь же, что у меня тяжело больная и ей нужен покой. А ты орёшь, как зазывала на рынке.

— Матушка Беляна, сестра моя рожает, мать за тобой послала.

— Иду, но и ты потише здесь. Пойду, соберусь.

Женщина отправилась обратно в дом, бормоча что-то про себя, вроде того, что не вовремя собралась рожать, но да ребёнку не прикажешь. Матушка Беляна, собрав всё необходимое, отправилась в дорогу, предоставив Элен самой себе и воле Богов.

Элен же не волновало сейчас ничего, она находилась в блаженном забытье.

Матушка Беляна в этот раз беспокойно принимала роды. Она переживала о состоянии своей подопечной. Всё ли с ней хорошо? Конечно, она подстраховалась, дала ей отвара сон-травы, чтобы девушка проспала до её возвращения. Но, как каждый не равнодушный к своему делу человек, матушка Беляна не могла не думать о больной.

Лучше всего было не ездить на роды, но она была единственной ведуньей на всю округу. К матушке Беляне приходили не только лечить физическую боль, но и с душевными ранами. Она заменяла местным жителям психотерапевта, только в отличие от современных эскулапов, ведунье хватало одного разговора, чтобы человек разобрался что к чему. Справедливости ради нужно сказать, что и разговор мог длиться целый день, а иногда и ночь. В общем, матушка Беляна была одна во всех врачебных ипостасях, разве только не патологоанатомом.