Месть самураев - Михаил Белозеров

– Я пришла сделать массаж, – сказала она и откинула воротник кимоно, обнажив белую шею и волнительную ложбинку на горле. – И остаться на всю ночь…

А она хороша, подумал Акинобу, так же, как и ее совершенное по форме кукольное лицо. Только оно слишком неподвижное. У меня давно не было женщины. Возможно бы, при других обстоятельствах я бы воспользовался случаем. Но в рукаве у этой девицы спрятана тонкая игла с каплей яда. Ему даже стало весело от этой догадки.

– Ладно, – согласился он. – У меня как раз затекла спина от долгого сидения.

Он даже прочитал ее мысли: 'Если не уснет, – думала она, – тогда я применю иглу. Так мне приказано'.

– Как тебя зовут? – спросил Акинобу.

– Ёко, – опустила она глаза, пряча в них сухую слезу ненависти.

– Делай быстро массаж, я хочу спать.

Акинобу притворился капризным стариком.

– Как прикажете, мой господин.

Акинобу скинул рубаху и лег на живот. Ёко достала из пояса флакон с маслом чилима и принялась за дело.

– Господин, несмотря на возраст, у вас красивое тело.

– Да, я всю жизнь провел на ногах.

– Неужели это укрепляет тело? – удивилась Ёко, наливая в ладонь масло чилима, в которое было добавлено несколько капель дой.

– Это делает тебя прозорливым, – хотел сказать Акинобу, но промолчал, потому что девушка пришла, чтобы при случае обмануть его.

Может быть, мне и не понадобится игла, с облегчением подумала Ёко. Больше всего она боялась не смерти незнакомого человека, а гнева дяди, который строго-настрого приказал удержать Акинобу до третьих петухов.

– Это укрепляет дух, – ответил Акинобу.

Он уже давно учуял тонкий запах дой, но не подал вида. Дой опасен для человека слабого духом. Если бы Ёко догадалась, что Акинобу знал специальное дыхательное упражнение, возбуждающее сознание, она бы тут же выхватила иглу. Но она ничего не подозревала, а занималась привычным делом.

– Я буду делать массаж и говорить.

– Что говорить?

– О том, как прекрасна жизнь. О том, что люди созданы для счастья.

– У тебя завораживающий голос, – согласился Акинобу. – Ты, наверное, знаешь священные сутры?

– Да, мой господин.

Масло действовало как обезболивающее. Старые раны тут же прекратили болеть, и Акинобу почувствовал себя молодым. Он был знаком с дой. Дой применялся во многих лекарствах Нихон и Ая. Его действие можно было контролировать. Но в этот вечер Акинобу слишком устал. Он позволил себе расслабиться совсем немного. На одно короткой мгновение. Когда же очнулся, ему показалось, что прошло не меньше коку. В ушах по-прежнему звучал вкрадчивый голос Ёко:

– И сказал он ему: 'В упор нельзя смотреть на две вещи: на солнце и на смерть!' Вы спите, мой господин?…

– Пятая строка сутры 'О вреде забвения'! – воскликнул Акинобу, перевернулся и схватил Ёко за руки.

– Говори, негодная девчонка, кто тебя послал?

С ней случилась короткая истерика – пока Акинобу не плеснул ей в лицо водой из таза для мытья рук.

– Ну?! – грозно потребовал он.

– О, господин… – она поползла к нему на коленях, пряча в руке иглу с ядом. Ее кукольное личико исказила гримаса ненависти.

– Дрянная девчонка! Брось иглу, иначе я убью тебя!

Она предприняла отчаянную попытку – прыгнула, как кошка, но только насмешила Акинобу. В этот момент в пагоде зазвучал колокол.

– Вот для чего ты пыталась меня усыпить, дрянная девчонка! – воскликнул Акинобу. – Говори, кто тебя послал!

– Поздно… – ответила она. – Поздно. Мне теперь так и так не жить.

С этими словами она воткнула себе в грудь иглу и тотчас умерла с печальной улыбкой на кукольном лице.

Акинобу не успел ее остановить. Бедная девочка! Он подивился ее решительности и, схватив одежду и оружие, бросился к выходу. Однако дверь оказалась закрытой снаружи. Пришлось выбить окно, чтобы покинуть дом.

Деревня горела. По улицам метались обезумевшие крестьяне, курицы и овцы, лаяли собаки, а сверху на все это оседал черный пепел. Впрочем, в утренних сумерках едва ли можно было что-то разглядеть – разве что снег стал черным и грязным.

Возле дома Натабуры на него бросились два асигару и один зиган с нагинатой, и хотя Акинобу всех троих знал и даже крикнул, кто он такой, чтобы предупредить их, они не остановились. Только когда они молча оттеснили его в переулок, он сообразил, что они действительно хотят его убить. К этому моменту он уже был ранен в руку. А раненый всегда проигрывает в бою, вспомнил он классическую фразу из 'Искусства войны' Суньцзы. Однако только с равными противниками, самодовольно подумал Акинобу, уклоняясь от удара нагинатой. Впрочем, нападавшие сами почувствовали, что имеют дело с необычным бойцом. Они пытались убить его уже целых две кокой, но даже не могли попасть. Правда, кто-то из них в толчее зацепил старика, и рукав его фуфайки окрасился в красный цвет, но больше, сколько бы они ни старались, у них ничего не выходило. Казалось, старик предугадывает каждое их движение и использует то обстоятельство, что их трое и что они не могут одновременно действовать в узком переулке. Да и выглядел противник очень спокойно и не делал лишних движений. Когда же он перестал только обороняться и блокировать удары посохом из белого корейского дуба, а выхватил клинок, они пожалели, что их всего трое.

Первым Акинобу убил зигана, и не потому что он был наиболее опасен, хотя это действительно было так, а потому что на свою беду в этот момент он оказался ближе всех. Четырехгранный клинок вошел ему точно в яблочко и изогнулся дугой в то мгновение, когда перебил шейный позвонок. Зиган умер так быстро, что даже ничего не понял. Не поняли даже его подельники, потому что схватка развивалась очень стремительно, и они решили, что зиган просто споткнулся и упал. Но когда следующим движением Акинобу легко убил одного из асигару, оставшийся в живых, сообразил, что дело дрянь, и бросился бежать. Акинобу сшиб его с ног нагинатой, подошел и спросил:

– Кто тебя послал? Кто?

– Я… Я… не могу сказать.

– Говори, собака!

– Я давал клятву.

– Прекрасно, ты умрешь вместе с ней. Говори! – и приставил к горлу асигару клинок.

– Капитан…

– Капитан? – удивился Акинобу.

– Он… – кивнул асигару. – Он увез вашу дочь.

– Давно?

– Коку назад.

– Куда?

– Я не знаю, наверное, в столицу.

– В столицу, говоришь?! – удивился Акинобу.

Этот разговор происходил в тот момент, когда Натабура оттеснял эбису за околицу. Они разминулись с Акинобу меньше чем на полкокой: когда Акинобу выбежал на дорогу, Натабура уже удалялся в горы по направлению к хребту Оу.