Следы в пустыне - Кристоф Баумер

Тибет, как никакое другое место в мире, овеян аурой живой духовности. Буддизм только в VII–VIII веках пришел в этот край вечных снегов, где ему пришлось столкнуться с местной религией Бон. До этого времени религия Бон, анимистическая и характеризующаяся верой в целый сонм благожелательных и зловредных божеств, была широко распространена. В мировоззрении Бон не было всемогущего бога, управляющего космосом; вселенная рассматривалась как динамическое равновесие между творческими и разрушительными силами, оказывающими влияние друг на друга. Священники бонпо выступали как посредники, поддерживающие баланс сил. Для мировоззрения Бон характерны воинственные ценности, поощрение военной экспансии. Воинственная культура верхом на боевом коне — она была диаметрально противоположна миролюбивому буддизму.

Начиная с VIII–IX веков буддизм, пришедший из Индии, все активнее соперничал с Бон в Тибете, но обе религии испытывали взаимное влияние в области культовых практик и доктрин. Тибетский буддизм включил многочисленных богов Бон в свой пантеон, а Бон воспринял основополагающие концепции буддизма, такие как идея о карме, вхождение в нирвану, структура монастырской иерархии и создание письменного канона.

Традиция Бон в Тибете жива — как в собственных монастырях, так и в верованиях тибетского народа, в виде молитвенных флагов и ловушек для духов, ритуальных обходов храмов и гор, похоронных и свадебных обрядов, предсказательных техник и бесчисленных религиозных ритуалов. Исторический антагонизм между Бон и буддизмом на сегодняшний день преодолен. В 1977 г. представитель бонпо был впервые допущен в правительство Тибета в изгнании, а далай-лама официально признал Бон пятой религиозной школой Тибета.

Через несколько лет после совершения хоры вокруг горы Кайлаш я отправился в свой первый обход самой священной горы бонпо. Конгпо-Бонри, что означает «гора Бон», находится в регионе Конгпо, в 400 км восточнее Лхасы. Я планировал совершить паломничество с группой пилигримов бонпо, пройдя по следам легендарного основателя Бон, Тонпа Шенраба. Наше путешествие началось в городе Байи, население которого на 95 % состоит из ханьцев-китайцев. Байи означает «первое августа», день праздника в честь китайской армии. Поскольку город расположен на 700 м ниже того места, где находится Лхаса, он весьма популярен среди китайцев, которым трудно приноравливаться к высотам Тибетского плато. Живущие в Байи немногочисленные тибетцы, несомненно, являются чужеземцами в собственной стране. Город битком набит расквартированными в построенных поблизости казармах солдатами, которые бесцельно слоняются по улицам. Как и в Лхасе, наплыв большого числа молодых ханьцев усиливает социальную напряженность, поскольку они отнимают рабочие места у менее образованных молодых тибетцев. Согласно непроверенным, но упорным слухам, однажды Байи заменит Лхасу в качестве столицы Тибета.

Утром того дня, когда мы отправились к горе, над городом нависли темные, как чернила, низкие тучи. Сама гора выглядела так, будто божества-покровители все еще борются за нее с демонами: ливни и солнечные просветы непрерывно чередовались. Место первой остановки, монастырь Бон-Сигьял-Гончен, был скрыт грозными тучами. Мы поднимались по густо заросшему лесом горному склону, минуя деревню Хар-Семо, печально известную своими составителями ядов. Вскоре мы с переводчиком Пасангом заблудились во внезапно сгустившемся тумане. К счастью, нам встретился молодой монах, предложивший провести нас к монастырю. Он оказался монахом бонпо из Сигьял-Гонпа, в его обязанности входило взаимодействие с китайскими властями. Он жил по большей части в деревне, что избавляло монастырь от необходимости принимать у себя китайского старосту: китайские власти обычно поселяют своего соглядатая в монастырь, если там живут больше 15 монахов. Часто такими «двухголовыми псами», как их называют, являются сами тибетские монахи. Они наблюдают за происходящим в монастыре, чтобы убедиться, что там не назревают антикитайские настроения, а число монахов не превышает установленного. В Сигьяле, например, не должно быть больше 20 монахов. Многие монахи обходят это ограничение, по очереди предпринимая 2—3-дневное паломничество вокруг Бонри или проводя время в расположенных рядом отшельнических пещерах. Другие живут со своими семьями, помогая работать на полях, и бывают в монастыре только по особым случаям. Так хитроумные бонпо добились, что общее число монахов в Конгпо составляет около 120, что более чем вдвое превышает разрешенное количество.

После двухчасового перехода по темному хвойному лесу перед нами открылась полянка, на которой трепетали молитвенные флажки монастыря Сигьял. Настоятель Кхедруб Ньима оказал нам теплый прием и, пока мы пили согревающий чай с маслом, рассказал легенду о Тонпа Шенрабе:

— Около 18 000 лет назад наш учитель Тонпа Шенраб Мивоче, чье имя означает «выдающийся учитель и священник, великий человек», жил в Шанг-Шунге. Однажды принцу демонов по имени Кьяпа удалось похитить одну из его дочерей, унести ее в ад и жениться на ней. От их союза родились два ребенка-демона. Впоследствии Шенраб сумел вернуть свою дочь и внуков в Шанг-Шунг.

Что мне показалось совершенно необычным в этом рассказе — это что силы тьмы в лице принца демонов и силы света, представленные Шенрабом и его дочерью, изначально выступают как равные.

— Но принц демонов хотел вернуть своих детей, — продолжал настоятель, — а поскольку не мог их найти, то отомстил Шенрабу, украв у него семь чудесных коней и принеся их в Конгпо, где отдал их своему союзнику, принцу Кончже Карпо, чтобы тот присмотрел за ними. Шенраб отправился в погоню из Шанг-Шунга в Конгпо через Центральный Тибет. По дороге ему пришлось выдержать несколько сражений с вооруженными ордами принца демонов, которые он каждый раз побеждал, творя чудеса, заставлявшие врагов обратиться в веру Бон. Таким образом, его путешествие стало настоящим триумфом, в результате которого он преподал тибетцам вечное учение Бон.

Прямое столкновение с Кьяпой произошло на месте, где южные отроги Бонри соединяются с северным берегом реки Ярлунг-Цангпо. Этим и объясняется значение горы. Когда Шенраб добрался до места, демонское воинство попыталось остановить его, воздвигнув огромную черную гору на южном берегу Цангпо. Шенраб сдвинул темную гору мизинцем левой руки и создал другую высокую гору из лучей света, струившихся из его сердца, сияющих, как драгоценные камни. Он поставил ее на северном берегу Цангпо.

Вслед затем мать Кьяпы и еще 99 демонесс превратились в соблазнительных женственных духов и попытались отравить Шенраба возле деревни Хар-Семо. Но Шенраб выпил яд, как будто то был нектар. Теперь уже сам Кьяпа встретился лицом к лицу с пришельцем и поразил своим мечом скалу, заставив фонтан черной воды забить из расселины. Шенраб принял вызов и воткнул свой посох в землю, откуда сразу забил источник бирюзовой воды. Следующее состязание состоялось на северном берегу реки. Демон выставил в ряд 9 щитов из черного железа и поклялся принять веру Бон, если Шенраб сможет пронзить их все единственной стрелой. Шенраб и в этом преуспел, и в том месте, где его стрела воткнулась в скалу, забил источник. Шенраб захватил отца принца демонов, Гьяла Дорже, и Кьяпа наконец сдался. Вместе с остатками демонских орд он нашел утешение в учении Бон. Семь чудесных коней были возвращены Шенрабу. В качестве компенсации принц Конгпо Кончже Карпо передал мастеру Бон своих подданных и выдал за него свою младшую дочь. Шенраб всех их обратил в Бон. Перед отбытием он посадил хвойное дерево, символ древа жизни; потомок этого дерева растет и сегодня возле монастыря Кушук, к северу от Сигьяла. Свадьба Шенраба и дочери Карпо символизирует примирение между «вечным учением Бон» и еще более древними верованиями.