Двенадцать цезарей - Мэтью Деннисон

«Жизнь Нерона» Светония включает рассказ об отвратительной серии отравлений в личных дворцовых покоях императора. Отравительницей опять стала Локуста, которая по приказу Нерона на этот раз изготовила яд для «Британника, которому он завидовал, так как у того был приятнее голос, и которого он боялся, так как народ мог отдать тому предпочтение в память отца…». Это был удобный для Нерона шаг, который, однако, представил «царя певцов» убийцей и глупцом. Когда Локуста изготовила яд, достаточно сильный, чтобы вызвать мгновенную смерть, император разработал план отравления Британника. Как и ожидалось, его сводный брат «с первого же глотка упал мертвым», и это шокировало присутствующих, в том числе Агриппину и ее сестру, Октавию. Нерон беззаботно приписал случившееся приступу эпилепсии. (Британник действительно страдал этой болезнью. В случае же его отравления ядовитая насмешка Нерона была достаточно злорадной, учитывая то, что эпилепсией болели недавние правители — божественный Юлий и Гай Калигула.) Дион Кассий не допускает возможности смерти от эпилепсии. Он утверждает, что от яда тело Британника приобрело синевато-багровый оттенок. Рабы покрыли предательские участки гипсом, но тайные похороны проходили под проливным дождем, который смыл его тонкий слой, раскрыв виновность Нерона. Император наградил Локусту большими сельскими поместьями. Никто не искал отмщения за Британника. Наоборот, как можно предположить из рассказа Тацита, популярность Нерона помешала серьезному расследованию его преступления. Агриппине пришлось делать выводы относительно своего благополучия, исходя из откровения сына, что в достижении собственных целей он, как и мать, не остановится ни перед чем.

Такой упреждающий удар со стороны Нерона стал своего рода импульсом, который сразу же приобрел свойство неумолимости и выглядел как средство лишить Агриппину поддержки и помощи. Вначале у нее отняли охрану, затем удалили из дворца. Нерон ясно дал понять, что ее ожидает. Вероятно, она осталась бы жива, если бы вела себя осмотрительно и приняла новую роль, которую отвел ей император. Но для Агриппины, такой, какой ее показывают источники, — сварливой женщины с ограниченными стремлениями и непомерными амбициями, — это было невозможно.

Нерон уже обратил свои мысли к музыкальной карьере. Убив Британника, он устранил важного конкурента. Этого было недостаточно. В юности он обучался музыке. Теперь, став императором, он призвал лучшего в то время кифареда Терпна, чтобы тот пел и играл для него. На протяжении многих вечеров Нерон просто слушал. Потом и сам начал практиковаться и установил для себя строгий режим упражнений: «лежал на спине со свинцовым листом на груди, очищал желудок промываниями и рвотой, воздерживался от плодов и других вредных для голоса кушаний». С одной стороны, это свидетельствует о некоторой самодисциплине, отсутствовавшей у Гая, с другой — говорит о первых признаках одержимости.

Совместное влияние Сенеки и Бурра на этом этапе спасло Нерона от безоглядного подчинения этому артистическому «призванию». «Пусть сенат отправляет свои издревле установленные обязанности», — согласно Тациту, сказал Нерон в речи при вступлении в должность. Это станет не больше чем формулировкой, но в начале правления это подразумевало двустороннее соглашение, по которому принцепс и сенат имели собственные отдельные роли. Нерон выносил обдуманные решения — не такие многочисленные, как Клавдий, но менее своевольные — после прочтения письменных мнений. Он не принимал в сенат сыновей вольноотпущенников (консервативная политика, которая должна была получить широкое одобрение политических классов), а после убийства Луция Педания Секунда, бывшего префекта города, одним из собственных рабов Нерон поддержал непопулярный закон, предусматривающий убийство всех рабов Педания. После борьбы за власть между императором и сенатом, свойственной недавним правителям, отцы города определенно были поражены отказом Нерона воспользоваться таким удобным шансом получить популярность за их счет. Император, вероятно, не без помощи советников, пересмотрел налоги и, в соответствии с другим обещанием, дистанцировался от политики доносительства. Это была демонстрация доброй воли, которую он провел с благожелательностью, унаследованной, по его утверждению, от Германика. В отношении римской аристократии она служила той же цели, что и денежный подарок Нерона гражданам Рима при восхождении на престол, который оценивался в сумму ежегодной поставки зерна (главного продукта в рационе римлян).[152]

После Акте появилась менее кроткая искусительница. В свое время эгоистичный дуэт Нерона и Агриппины проявил легкомысленность. Они вместе распустили слух, что Нерона защищают змеи. (Когда Мессалина подослала убийц, чтобы покончить с ним во время сна, с подушки навстречу бросился змей и отпугнул их. Позже у изголовья была найдена сброшенная змеиная кожа. Агриппина распорядилась вправить ее в браслет, который Нерон носил как амулет, гарантирующий безопасность.) Но змеи в Риме многолики. Змея, которая в конце концов перехитрила мать Нерона, купалась в молоке ослиц, чтобы отогнать «все болезни и порчу от своей красоты». Одаренная всеми качествами, кроме добродетели, Поппея Сабина вначале вызывала у Нерона сексуальную одержимость, а потом стала его женой, которую он любил с безудержным помешательством (и убил в припадке гнева). Этот аспект жизни Поппеи — с упором на любовь — дошел до нас в опере Монтеверди «Коронация Поппеи». Историки не любили Поппею (если не брать в расчет оперу в стиле барокко), как и Агриппину. Современники ее также не испытывали к ней дружелюбия, публично демонстрируя неприязненность. В 59 году она вышла замуж за товарища Нерона по гулянкам — Марка Сальвия Отона. Не желая делить ее, император отослал Отона в провинцию на территории современной Португалии на должность наместника. (Тем самым он подготовил для Отона почву для более поздних претензий на принципат.) В источниках говорится, что Поппея тоже не хотела делить Нерона с кем-либо. Ценой ее любви был развод императора с Октавией — и устранение Агриппины. В повествовании Тацита это становится одним из самых драматичных эпизодов в классической литературе. В истории принципата этот период представляет собой критически важное развитие событий. «Всем хотелось, чтобы могущество Агриппины было подорвано, но никто вместе с тем не предвидел, что ненависть доведет сына до умерщвления матери», — говорит Тацит. Император не только убил свою мать, но и остался безнаказанным, а «счастливый» результат отметили актами благодарения в храмах и алтарях, а также решили провести ежегодные игры на праздновании в честь Минервы. Даже сенаторы добавили свои голоса к хору лжи, и только единственный архиконсерватор — Трасея Пет — вышел из здания сената в знак протеста этой политики оправдания принцепса. Такое молчаливое согласие является признаком деградации, основанием для того низкого барьера, который был установлен для императорской короны в год беспорядков, последовавших за смертью Нерона.

План был основан на хитроумном, но неестественном замысле — разрушении корабля. Его придумал Аникет — новый префект Мизенского флота и воспитатель Нерона в годы его отрочества. Непредсказуемость моря могла оправдать любые неблаговидные поступки, поэтому Нерон пригласил Агриппину присоединиться к нему в Байях на праздновании в честь Минервы. Он поселил мать на прекрасной вилле, у берега стоял на якоре отличавшийся нарядным убранством корабль. Тем вечером в собственном дворце он устроил великолепный, надолго затянувшийся ужин. Затем он проводил Агриппину до пристани, где она должна была сесть на корабль и вернуться домой. Ясная лунная ночь грозила разрушить план, но отступать было некуда. На безмятежно-спокойном море, отражающем миллионы звезд, произошел «несчастный случай». Тяжелые свинцовые плиты, специально установленные в потолке, обрушили каюту корабля. Были жертвы, но Агриппине удалось избежать смерти. Августу и ее служанку защитили высокие стенки ложа. Обе упали в море. Служанка по имени Ацеррония кричала, что она Агриппина, и просила о помощи. Матросы, подкупленные Нероном, насмерть забили ее веслами. А мать императора, «сохранявшая молчание и по этой причине неузнанная», поплыла к берегу. Ее спасла рыбацкая лодка, которая доставила ее на виллу, где миролюбие ее покинуло. Она все поняла.