Заповедник потерянных душ - Галина Владимировна Романова

Интересно, интересно…

– Куда ты отвез Супрунова? – спросил Бодряков, уставившись на Данилу с подозрением.

А у него не было оснований ему доверять. И никому в этой семье. Сплошная ложь и притворство.

– Старый завод керамики. Заброшенный. Там будка охранника сохранилась целой. Он попросил отвезти его туда, – скороговоркой ответил Данила, боясь, что ему снова помешают. – Купил ему продуктов, немного денег дал. Налички почти не было. Все на карте.

– Кто еще был с тобой той ночью?

– Никто, – мотнул он головой. – Я был один. И он.

– Он что-то рассказывал? Про женщин?

– Да. Он сказал, что случайно наткнулся на них на болоте. Они заблудились, видимо. Он бросился на помощь. Вытащил ту… ну, которая в кустах мертвая была. Вытащил, положил на траву. Начал кидать что-то типа лески второй. Она барахталась в болотной жиже. Она вроде ухватилась. Он потянул. А тут эта женщина, первая, начала хрипеть. И он пошел к ней.

– Бросив вторую?

– Выходит, так. Потом он тащил женщину, подругой его она, что ли, была. Он тащил ее долго, много. Дотащил почти до машины, а потом понял, что она умерла. Перепугался. Ослаб сразу. И потащился ко мне за помощью.

– Как же он в темноте нашел дом лесника?

– А как он нашел болото? – фыркнул Данила. – Этот дед не из простых бомжей, если что. Он каким-то ученым, что ли, был в прежней хорошей жизни. Ученым биологом. Он вроде этот заказник знал как свои пять пальцев. Он не очень сильно распространялся, но я понял.

– Как вы завели машину? – задал Бодряков вопрос, не дававший ему покоя. – Если хозяйка утонула, откуда у вас взялись ключи?

– Ключи были в сумке той женщины, которую он тащил. Сумка поясная такая, маленькая. Непромокающая. В ней ключи и документы на тачку. Оказались… – Данила опустил голову, уставившись на свою ногу, ерзающую по мокрой траве. – Как-то так все было.

– Ты сказал, что не ты последним видел его в живых. Как это понять?

Бодряков тяжело вздохнул. Он уже пожалел, что приехал сюда. Он задыхался от теплой влаги, испаряющейся с газона. Он задыхался в обществе этих красивых людей, пропитанных фальшью.

Странная история странно завершилась. Пора поставить точку и успокоиться. И пора заставить Малахову забыть.

– Перед тем как за мной приехал отец, туда приехал еще кое-кто. – Данила задрал вверх голову, кадык нервно дернулся под гладкой кожей. – Он потребовал, чтобы я проводил его туда, куда я отвез этого человека.

– И ты проводил?

– Да, – нехотя признался парень.

– Кто это был? На чем он приехал? Зачем ему понадобился Супрунов?

– Приехал на старом черном внедорожнике. Назвался Геннадием Ивановичем. Сказал, что он сын погибшей женщины. Хочет увидеть того, кто убил его мать, типа. – Губы Данилы нервно дернулись. Он часто задышал. – Типа хочет задать ему вопросы.

– Ага… – Бодряков вдруг заходил по траве, почти не замечая, как чавкает подошва его промокших ботинок. – Как он выглядел?

– Обычно. В возрасте. С залысинами. Обычный дядька.

– Никулин, – едва шевельнув губами, произнесла Малахова, глядя на капитана.

Он согласно кивнул:

– Понятно.

Бодряков как раз подошел к тому месту, где запоздало откровенничал Данила. Встал настолько близко, что чувствовал на своем лице его частое дыхание.

– Скажи, – протянул он, выразительно глянув на крепкую мускулатуру парня. – Как мог пожилой дядька тебя убедить поехать с ним, а? Ты знал, что сейчас за тобой приедет отец, и все равно уехал. Супрунов тебя наверняка просил не выдавать его, а ты выдал. Как сумел убедить тебя неожиданный гость, назвавшийся Геннадием Ивановичем? Какие нашел аргументы?

– У него был один очень веский аргумент. – Губы Данилы заплясали, выделяясь ярким пятном на побледневшем лице. – Пистолет…

Она совершенно сошла с ума, раз решила, что сможет спастись самостоятельно. Старая! Старая неуклюжая бабка шестидесяти восьми лет, вот она кто! И нечего было надеяться на чудо. Чудес не бывает. Они случаются, конечно, но зачастую, если ты сам приложишь к этому максимум усилий. Выложишься на все сто. Так она учила свою команду на тренингах, устраиваемых в учреждении, где она проработала долгие годы.

У нее сил почти не осталось. Сколько она пробыла на этом скрытом от постороннего глаза островке в глубине болота? Неделю, две?

Она чуть повернула голову, нашла на стволе березы зарубки, сделанные собственной рукой. Посчитала. Если она не обманулась и не пропустила какой-то день или, наоборот, не посчитала один и тот же день дважды, то здесь она уже неделю. Семь дней прошло с того кошмарного понедельника, когда она очнулась грязной на этом островке. Значит, сегодня тоже понедельник? Выходит, так. Почему ее не ищут? Почему нет криков в лесу? Или она ослабла настолько, что не слышала ничего? Или этот участок леса показался опасным даже спасателям, и они сюда не пошли? Тогда где те люди, которые планировали убийство? Они должны были появиться!

Может, это ей привиделось? Она наелась каких-то странных кореньев, напилась воды сомнительной чистоты, и у нее случились галлюцинации.

Лежа на земле, она повернула голову в другую сторону и обнаружила длинную узловатую веревку. Не-е-ет, ничего ей не привиделось. Она в здравом уме. Те люди неделю назад были. И они, заявившись сюда ночью, совершенно точно планировали чье-то убийство.

И следующим же утром она стащила с себя почти всю одежду, кроме нижнего белья, и вымыла ее, насколько смогла чисто, в мутной болотной воде. Потом высушила. Просохло быстро. Жара стояла нещадная. А после она начала рвать одежду на широкие полосы, помогая себе зубами.

Ох, честь и хвала ее старому приятелю дантисту – Валечке Сошкину! Какие зубы ей сделал перед самым ее отъездом! Стоило ей это, конечно, целого состояния, но импланты стояли намертво, будто с ними она родилась.

Разорвав одежды на широкие полосы, она обессилела настолько, что проспала в обнимку с ворохом тряпья почти сутки. Пробуждаясь на короткое время, она ползла к прозрачной лужице, которая регулярно наполнялась, видимо, какими-то грунтовыми водами, пила из нее. Закусывала корешками. И ползла обратно в тень огромной старой березы, странно выстоявшей на болоте.

День на третий или на четвертый она вдруг почувствовала странный прилив сил. Видимо выспалась. И принялась плести из своих лоскутов веревку. Вышла длинная, тонкая. Ей не понравилось. Хлипко очень. Вряд ли выдержит ее вес. И она начала ее переделывать, скручивая самые тонкие места косичкой. Веревка в результате укоротилась почти вдвое, но сделалась очень прочной. Она даже провела испытание, привязав один конец за нижний толстый сук березы и несколько раз подтянувшись на ней. Выдержала. Веревка выдержала. Но ее силы на этом закончились. И она снова провалилась в странный сон-обморок на день или два.