Соблазнить негодяя - Лорен Хит

— О, там будет страсть. Неудержимая страсть. Но вы сможете остановить меня в любое мгновение.

— Как?

— Просто скажите «хватит».

Она долго смотрела на него. Да, это приглашение было вызвано надеждой на то, что вид ее, охваченной страстью, поможет вернуть какие-то потерянные воспоминания. Если этого не случится… Что ж, по крайней мере, он получит удовольствие. Он любил доставлять женщине удовольствие так же сильно, как и получать его.

— Доверьтесь мне, Мерси, и я подарю вам такую ночь, какой у вас еще не было.

Она не помнила, чтобы кивала в знак согласия, ибо знала, что не смогла бы произнести слова согласия, но он, как видно, разглядел это в ее взгляде, потому что взял ее на руки и понес к кровати.

Почувствовав, что он хромает, и поняв, что нога его совсем не так хорошо зажила, как он уверял, она попыталась убедить его отпустить ее, но он и слушать не хотел. Он был намерен отдать всего себя ей.

На кровать он ее уложил с такой нежностью, что она чуть не расплакалась. Потом его губы скользнули по ее устам, так сладко. Она даже потянулась к нему, чтобы снова испытать это ощущение, но он отвернулся, тихонько посмеиваясь, и стал обходить комнату, прикручивая лампы и гася свечи.

Она удивилась, как он догадался, что она как раз собиралась попросить его об этом. По-настоящему близка с мужчиной она никогда не была. По правде говоря, она и не знала, способна ли на это. После той встречи с подонками в Ускюдаре Стивен утешил и успокоил ее, но в постель не затащил.

Он повел себя как джентльмен и не позволил себе ничего лишнего.

Больше всего она боялась, что, если он возьмет ее в жены, она не сможет выполнять супружеские обязанности. Даже перед ним.

И хотя Мерси изо всех сил старалась не показать этого, в ту минуту она испытывала неподдельный ужас.

Не перед ним, а перед предстоящим действом.

К тому времени, когда он вернулся к ней, у нее уже болели пальцы — так крепко она сцепила их у себя на животе. Он накрыл ладонями ее руки, и она задрожала.

— Я не мог прежде сделать ничего такого, что сейчас вызывало бы у вас такой страх.

— Одна ночь…

— Я знаю, одна ночь больше года назад. Но я надеюсь, она был такой, чтобы сейчас вы страстно желали ее повторения.

— Я не хочу еще одного ребенка, пока не выйду замуж.

— Если вы этого боитесь, то успокойтесь, Мерси. Ничего из того, что я буду делать сегодня, не может привести к зачатию ребенка.

Она нахмурилась.

— А разве удовольствие можно получить без этого?

— Если я заставил вас так думать, то я повел себя как животное.

— Нет… я… нет, вы все сделали чудесно. — Она не хотела, чтобы он сомневался в своих способностях или чтобы догадался, что они не познали друг друга физически. Она все сильнее увязала в трясине обмана, но, если все открыть сейчас, у нее могут отнять Джона, ведь он уже не сможет ей доверять.

Он расцепил ее руки и прижал их к подушке по бокам от ее головы.

Комнату освещал только огонь в камине. В полутьме она чувствовала себя спокойнее. Лицо Стивена было в тени, но, когда он двигался, она могла различить размытое светлое пятно. Тени давали ощущение покоя, так же, как темнота в ту далекую ночь, и она была рада им, пряталась в них.

— Я хочу прикасаться к вам везде, — тихо промолвил он, и все ее тело сжалось от многообещающей хрипотцы в его голосе. — Ночная рубашка будет мешать. Я оставлю ее, если вы пожелаете, но вы испытаете большее удовольствие, если будете облачены лишь в темноту.

— Здесь не совсем темно.

— В самый раз.

Облизнув губы, она кивнула:

— Хорошо. Как пожелаете.

— Нет, милая, это ваши желания.

Мерси снова кивнула. Когда он потянулся к пуговице на рубашке, она схватила его руку и крепко сжала пальцы.

— Вы не сделаете мне больно?

— Раньше я вам делал больно?

— Нет, но… Сейчас я чувствую себя очень ранимой.

— Потому что я не помню вас?

— Потому что я пережила унижение.

Кровать просела, когда он улегся рядом.

— Вам будет приятно, Мерси.

Он не просил разрешения, поскольку уже получил его. Он просто оглашал намерения. Прежде чем она успела что-то произнести, он начал целовать ее. Все ее сомнения, все тревоги разом исчезли, как только его язык проник в ее рот. Ее пальцы нашли его волосы, и она была рада, что он отпустил ее руки, давая им свободу.

Потом она почувствовала, что и он запустил пальцы в ее волосы, которые ей вдруг показались ужасно, непозволительно короткими. Она представила их длинными. Для него она отпустит их до пояса или даже ниже.

Он оторвал губы от ее рта и стал осыпать нежными поцелуями лицо. Поцелуев было столько, что она пожалела, что не начала считать их, потому что у нее появилось подозрение, что он целовал каждую ее веснушку. Только как он мог их видеть в темноте? Разве что запомнил их положение? Возможно. Он достаточно часто и внимательно ее рассматривал.

Точно так же, как она рассматривала его в Ускюдаре. Он тогда сильно загорел. Сейчас кожа у него была не такой бронзовой, несомненно, из-за того, что он редко выходил из дома. Но она подозревала, что, когда его нога заживет и он станет скакать на лошади по холмам, солнце снова выкрасит его бронзовой краской, что куда красивее веснушек, которыми оно награждало ее.

Его губы прошлись по ее подбородку, по шее, разжигая огоньки удовольствия везде, где прикасались. Пальцы его, оторвавшись от волос, начали скользить по ее руке вверх и вниз, вверх и вниз. Сквозь ткань ночной рубашки она ощущала тепло его рук.

«Что случится страшного, — подумала она, — если просто высвободить руку из рукава, чтобы кожей чувствовать кожу?»

Как будто прочитав ее мысли, он вдруг оголил ее руку, и его грубая ладонь стала наполнять восхитительными ощущениями ее руку, плечо, грудь…

Распахнувшись, глаза ее увидели лишь густые ночные тени. Если она с трудом разобрала силуэт его склоненной головы, как ему удавалось так безошибочно и ловко прикасаться к ней, как будто каждое движение было отрепетировано тысячу раз?

Мерси не хотела думать о других женщинах, которых он знал. Они многому его научили, но ведь говорят, что повторение — мать учения. Она не могла винить его за прошлое, благодаря которому она сейчас испытывала такое наслаждение.

Его дыхание коснулось кожи, и соски ее напряглись от нежной ласки. Она поняла, что ему каким-то образом удалось незаметно для нее стащить ночную рубашку на талию. Еще немного, и она была бы снята.

Что толку отрицать очевидное? Он был прав. Ночь — единственное одеяние, которое ей сейчас было нужно.