Лаврентий Берия. Оболганный Герой Советского Союза - Евгений Толстых

д) группа артиллерии снарядов и взрывателей;

е) группа броневых сталей;

ж) группа боевых отравляющих веществ и противохимической защиты;

з) группа по внедрению в серию авиадизеля АН-1 (при заводе № 82).

Заметьте: авиация, военно-морской флот, боеприпасы, химзащита… Сотни высококвалифицированных специалистов из важнейших оборонных отраслей вместо того, чтобы ковать оборонный щит и разящий меч Родины, сидели по лагерям. Не каждый враг способен на такую масштабную диверсию, прикрытую подобострастными лозунгами и пустыми речами.

Но вернемся к Туполеву. Осенью 1938 года его перевели в бывшую трудовую колонию в поселке Болшево, а вскоре последовало задание от Берии: разработать четырехмоторный пикирующий бомбардировщик. Задача была технически невыполнимой, о чем Туполев и сообщил наркому. Позже он рассказывал своим товарищам:

«Мой доклад вызвал у Берии раздражение. Когда я закончил, он взглянул на меня откровенно злобно. Видимо, про ПБ-4 он наговорил Сталину достаточно много, а может быть, и убедил его. Меня это удивляло, из прошлых приемов у Сталина я вынес впечатление, что он в авиации если не разбирается, как конструктор, то все же имеет здравый смысл и точку зрения. Берия сказал, что они со Сталиным разберутся. Сутки я волновался в одиночке, затем был вызван вновь. “Так вот, мы с товарищем Сталиным еще раз ознакомились с материалами. Решение таково: сейчас и срочно делать двухмоторный. Как только кончите, приступайте к ПБ-4, он нам очень нужен”. Затем между нами состоялся такой диалог:

Берия: Какая у вас скорость?

Я: Шестьсот.

Он: Мало, надо семьсот! Какая дальность?

Я: Две тысячи.

Он: Не годится, надо три тысячи. Какая нагрузка?

Я: Три тонны.

Он: Мало. Надо четыре. Все! (Обращаясь к Давыдову): Прикажите военным составить требования к двухмоторному пикировщику. Параметры, заявленные гражданином Туполевым, уточните в духе моих указаний».

Это не было капризом «малообразованного» начальника НКВД, как может показаться, читая мемуары Туполева.

Накануне войны в советской авиации примерно 75-80 % общего числа машин, по своим летно-техническим данным, отставали от однотипных немецких машин. Реорганизация ВВС требовала также переучивания летно-технического состава.

Новые немецкие истребители «Мессершмидт» (Ме-109е) и бом бардировщики «Юнкерс» (Ю-88) имели значительные преимущества перед советскими истребителями И-15, И-16 и бомбардировщиками СБ.

Это признает известный специалист А. С. Яковлев, который внес огромный вклад в самолетостроение в военные годы.

«В воздушных боях наши истребители, – отмечал А. С. Яковлев, – несмотря на хорошую маневренность, оказались хуже немецких, уступая им в скорости и, особенно, в калибре оружия и дальности стрельбы. Бомбардировщики СБ не могли летать без прикрытия истребителей, а последние уступали немецким и не могли обеспечить эффективной защиты».

Вскоре Туполева и его группу перевели из Болшева в Москву, в здание конструкторского отдела сектора опытного самолетостроения ЦАГИ. Кроме них, там работали группы Петлякова и Мясищева. В этой «шарашке» родились такие самолеты, как пикировщик Пе-2, дальний высотный бомбардировщик ДВБ-1, Ту-2. Работали над ними как заключенные, так и вольные специалисты. Отдельным пунктом в приказе об организации «шарашек» говорилось: «Особое техническое бюро привлекает для работы в группах вольнонаемных специалистов, в первую очередь, из числа молодых специалистов». Это особое попечение о молодых было всегда характерно для Берия.

…Между тем, уголовно-политические дела арестованных конструкторов двигались каким-то своим «загадочным» путем. И вроде было невдомек, кто стоял за всеми правовыми манипуляциями…

28 мая 1940 года Туполеву объявили приговор – 15 лет лагерей. 2 июня 10 лет получил Петляков. Примерно в течение двух недель все их работники узнали свои приговоры – от 5 до 15 лет.

20 июля 1940 года Сталин пригласил на встречу наркома авиационной промышленности А. Шахурина и его заместителя, выдающегося советского конструктора А. Яковлева. Поинтересовался, как идут дела у Петлякова и Мясищева. Нарком и зам похвалили талантливых инженеров. Тогда Сталин спросил: «А как вы, товарищ Берия, считаете?». Берия ответил, что согласен с мнением наркомата. «Как мы их можем поощрить?» – прищурился Сталин.

«Освободить можно, – в простоте ответил Берия, – Пусть спокойно работают». «Ну вот, только осудили и уже освобождать», – проворчал Сталин. «А они возражать не будут», – хитро улыбнулся Лаврентий Павлович. «Хорошо, – с облегчением вздохнул Сталин, – готовьте представление и проЭкт Постановления. Снимем судимость. Пусть работают. Они еще много хорошего сделают».

25 июля Петляков был амнистирован по ходатайству НКВД, подписанному Берией, и в январе 1941 года уже удостоен Сталинской премии. Вместе с ним были освобождены еще 18 человек, в том числе и конструктор Мясищев.

Летом 1940 года вышел на свободу и Туполев, а с ним еще 32 человека. Из прочих большая часть была освобождена в 1943 году, остальные получали свободу с 1944 по 1948 годы. По-видимому, через амнистию провести все это оказалось проще.

«Туполев, Королев, Мясищев, Минц, многие другие люди, ставшие жертвами репрессий, рассказывали мне о роли моего отца в освобождении советских ученых… и до моего ареста, и позднее, когда отца уже не было в живых, – говорит Серго Берия. – Какая нужда была этим людям что-то приукрашивать? Они считали, что их спас мой отец. Двурушничать передо мной в той обстановке им не было никакого смысла. Напротив, их заставляли давать показания на отца…

Возьмите любое “дело” тех лет. В каждом непременно найдете визу наркома, другого ответственного работника. Скажем, если ученый был из наркомата авиационной промышленности, резолюцию накладывал нарком этой отрасли. Знаю, что единственным человеком, не завизировавшим своей подписью ни один подобный документ, был Серго Орджоникидзе…

Никто не может опровергнуть такой факт: во время войны в тех отраслях, которыми руководил Берия, не было ни одного ареста, ни одного снятия с должности… И совсем не потому, что не пытались это делать. Пытались. Но отец санкции не давал, требуя у органов реального обоснования обвинения. Другие поступали иначе. Когда с такими предложениями приходили к Ворошилову, тот подписывал тут же или сам садился писать… И не он, к сожалению, один».

– Дайте мне факты, что этот ученый действительно сотрудничает с разведкой, а не рассказывайте, что он английский шпион, – этим предложением разведчик Берия ставил в тупик не в меру ретивых блюстителей «чистоты рядов».

В случае, если опасность реально грозила его подчиненным, Берия действовал решительно. Когда против физика Ю. Б. Харитона было выдвинуто обвинение в шпионаже в пользу англичан, Берия лично отстоял его перед Сталиным, написав свое поручительство. По поводу таких обвинений Л. П. Берия говорил: «То, что этот ученый считает, что мы сволочи, это его личное дело, но ведь работает он честно».