Земля чудес - Василий Головачев

Однажды он чуть не поплатился жизнью, отвлекшись на застонавшую Катю (жива, душа моя!), и получил удар в бок, еле уйдя от выпада. Меч монаха скользнул по ребру, разрезал кожу и вспорол мышцы. Особой боли в горячке боя Дмитрий не почувствовал, но понял, что с потерей крови потеряет и жизнь, и удвоил скорость движений. Но и монах не собирался уступать, налитый злобой и бычьей силой, понимая, что время играет против него. В любой момент к кургану могли прибежать археологи, и тогда ему пришлось бы или убивать всех, что вряд ли было выполнимо, или бежать.

Кровь продолжала струиться из раны, и Дмитрий решил использовать тридцать восьмую китайскую стратагему, которая позволяла обмануть противника, заставить его играть по твоим правилам. Он сделал вид, что теряет силы, стал отступать, спотыкаться, уклоняться, неловко атаковать, и монах, воспрянувший духом, усилил натиск.

Удар, удар, звон мечей, снопы искр, гул, свистящее дыхание… силы на исходе… держись, парень, конец близок…

Еще удар!

Дмитрий неловко отклонился, упал на колено…

Монах взревел, поднимая меч, бросился на него… и споткнулся о протянутую ногу Кати. Качнулся вбок, вытаращив глаза. В то же мгновение Дмитрий взвился вверх, на лету выбил меч из руки противника и обратным движением своего меча отрубил монаху кисть правой руки.

Монах взвыл, кинулся было за упавшим мечом, норовя схватить его левой рукой, но удар ногой в лицо отбросил его к стене. Он упруго вскочил — из раны толчком выплеснулась кровь, — снова закричал… и метнулся к дыре входа, исчез в ней.

— Я найду тебя! — донесся его удаляющийся голос, и все стихло.

Дмитрий сел на пол, ощутив волну слабости. Посмотрел на девушку, подтянувшую к груди колени и глядевшую на него огромными черными глазами.

— Ты ранен?!

— Пустяки. Спасибо за помощь. Ты вовремя подставила ему ногу.

Катя нашла в себе силы подползти к нему, обняла:

— Он мог нас… убить!

— Мог, — согласился Дмитрий, чувствуя в ушах нарастающий звон. — Но не смог.

— Я не знала, что ты умеешь так сражаться…

— Я еще вязать могу, — улыбнулся Дмитрий через силу, — и суп варить. Пойдешь за меня замуж?

— Пойду, — сказала Катя. И поцеловала его. Губы у нее были холодные как лед, пришлось их отогревать.

Потом она перевязала ему рану собственной кофточкой, и они с трудом поднялись на ноги.

— Что будем делать?

— Будить наших. Только сначала спрячем мечи.

— Зачем?

— Это не простые мечи, в них спит сила. Они не должны попасть в плохие руки.

— Мы же не имеем права…

— Имеем! — твердо сказал Дмитрий. — Там в коридоре я видел мешок, принеси его. Но сперва посмотри, где эти… заговорщики.

Катя покачала головой, однако послушалась и вскоре принесла обычный холщовый мешок, в котором лежали какие-то крючья, мотки бечевы, нитяные перчатки и рулон толстой полиэтиленовой пленки черного цвета.

— Там никого нет.

— Сбежали со своим командиром. Тем лучше.

Дмитрий вытряхнул содержимое мешка на пол, удовлетворенно кивнул.

— Они знали, за чем шли, и подготовились.

Он полюбовался своим оставшимся чистым, сверкающим мечом, с неохотой опустил его.

— Дай подержать, — загорелась Катя.

— Не стоит, — покачал он головой. — Это оружие мужчин.

Натянув перчатки, он осторожно завернул мечи по отдельности в пленку, перевязал бечевой.

— Пошли.

В тоннеле ему стало плохо от слабости, но Катя поддержала его и помогла вылезти из раскопа.

— Что теперь?

— Заберем мечи с собой.

— Зачем?

— Ты мне веришь?

— Верю.

— Тогда помогай мне и ни о чем не спрашивай. Обещаю позже все рассказать, все, что знаю сам. Только никому ни слова! Это очень важно.

Катя подошла к нему и молча обняла.

В облаках над головой обозначился просвет, на замерших людей глянули яркие звезды. А в душе Дмитрия проросла вдруг уверенность, что все только начинается и что его спокойной — в каком-то смысле — жизни путешественника пришел конец. Мечи, олицетворявшие собой два разных подхода к жизни и к человеку, две разные веры, вышли на волю. Сможет ли он сохранить их?

Сверток в руке Дмитрия шевельнулся как живой. Тоненький лучик невидимого света протек от меча Боривоя по руке к голове путешественника. Меч словно успокаивал вновь обретенного друга. Затем волна света прянула от него во все стороны, осветила городище и погасла. Изумленные молодые люди смотрели на меч и молчали. Они не знали, что сказал им русский меч, но в силу врожденного оптимизма еще верили, что все могут изменить к лучшему.

В этой жизни.

И дружила ладонь с рукоятью меча.

В. Сундаков. Менгир

Аз В Новгород Олега Северцева привела «социальная необходимость».

Пятнадцатого августа позвонил Виталий Сундаков, учитель и друг Олега, и попросил приехать в Новгород на съезд Общества любителей старины. Общество представляло собой единственную общественную структуру, которую действительно волновало состояние памятников древнего зодчества и культуры Новгородской губернии. Съезд оно решило созвать не ради красного словца или организации красочного телешоу во имя отцов города — того требовали обстоятельства. Обстоятельства же эти были таковы, что пора было бить тревогу, чтобы защитить памятники не покоренной даже татаро-монголами твердыни земли русской.

Новгород уже потерял Рюриково городище, откуда «есть пошла» первая династия русских царей (до нее власть предержали выборные князья): на месте городища образовалась свалка. Превращена была в общежитие церковь Петра и Павла на Славнее. Федоровский ручей — «стержень» Торговой стороны города — засыпан щебнем. На месте кладбища Духова монастыря построен жилой дом. Языческая могила-курган времен Киевской Руси — Хутынская сопка — также была «реконструирована»: в обход закона на ней пробурили скважины, залили бетоном и поставили часовню.

Мало того, существовал план застройки исторической части старого города особняками и гостиницами. Археологи Общества не протестовали против строительства гостиниц, но требовали учитывать «дух места» и не сносить памятники старины, как был снесен дом Павловского, на территории которого нашли ценнейшие берестяные грамоты двенадцатого века, а также десятки других — более ценных с культурной точки зрения — старинных строений.

— Или чего стоит проект дирекции национального музея «Валдайский», — добавил Сундаков, — заменить Игнач-крест, дойдя до которого, по легенде, Батый развернул коней? Такое впечатление, что автор монумента — личный скульптор какого-то местного «авторитета». В эскизе памятник напоминает модные монументальные работы «великого зодчего всех времен и народов» Церетели. Приедешь, посмотришь. Или нет желания постоять за наши корни исторические?