Индия. Записки белого человека - Михаил Володин

Каждую ночь, выходя на балкон и всматриваясь в густую темноту ночного Маклеод Ганжа, я клянусь самой страшной клятвой сменить жилье. Снизу, с улочки, ведущей к главной площади и дальше к храму Далай-ламы, и сверху, со склонов гор, справа и слева, из таких же, как мой, ступенями поднимающихся к вершине холма домов несется яростный собачий лай.

Я ненавижу собак Маклеод Ганжа и не понимаю, почему местные жители терпят этих тварей. Ну буддисты, ясное дело, но ведь не мазохисты же! Утром я всматриваюсь в прохожих, пытаясь понять, как им спалось минувшей ночью. Но лица тибетцев невозмутимы.

Я бы давно уже перебрался в другое, более спокойное место, если бы не вид с балкона и не прогулки по лестницам, которые тянутся от дома к дому, заменяя улочки и придавая поселку неповторимую красоту.

К середине дня, бродя по этим лестницам с фотоаппаратом в руках, протискиваясь в щели между домами, рискуя сломать шею при очередном спуске по бетонным желобам для стока дождевых вод, я забываю о ночных страданиях и уже не хочу никуда переезжать.

Из собачьего лая, пусть и оглушительного, истории не скроишь. Я и не стал бы рассказывать о своих мучениях, если бы не одно происшествие. В один из дней, гуляя по лестницам Маклеод Ганжа, я оказался в незнакомом районе, и сколько ни пытался выбраться, проходы либо заканчивались тупиками, либо приводили туда, где я уже бывал. Наконец я заплутал окончательно. Дома прижимались так плотно друг к другу, что видневшийся вверху крошечный клочок неба почти не давал света. Я не мог понять, как сюда попал: с четырех сторон теснились жилища тибетской бедноты, где вместо дверей висели старые поблекшие от времени куски ткани.

Внезапно в метре от меня раздалось рычание. Это было так неожиданно, что я невольно отшатнулся. За невысокой оградой, отделяющей крошечную террасу, тесно прижавшись друг к другу, лежали шесть или семь собак. Через мгновение все они, повернув морды в мою сторону, заходились в истошном лае.

Прошло еще несколько минут, и на террасе показалась старуха. Заметив меня, она шикнула на свору, и та тотчас умолкла. Я только и нашел спросить, зачем ей столько собак, но вместо ответа она махнула рукой, приглашая следовать за ней. Мы поднялись по металлической лестнице на площадку с баком для воды, а оттуда по незаметному снизу коридору к новому загону, где еще по меньшей мере десять огромных псов стояли на задних лапах, упершись передними в деревянный забор, и заходились в собачьей истерике.

Здесь было немного светлее, и я достал фотоаппарат, чтобы сделать несколько снимков. Но старуха не желала ждать, она настойчиво звала меня дальше. Возле третьего загона я обнаружил проход между домами. Прежде чем уйти, я окликнул старуху — раз, потом еще раз, уже громче. Но она, не оборачиваясь, уходила дальше, к следующему питомнику, откуда тоже доносились голоса собак. И только тут я понял, что моя провожатая была совершенно глухой.

Я упаковал вещи и уже собирался уезжать на север, когда познакомился с Такеичи. И поездка отложилась почти на неделю. Он сидел на куши[29] в «Белой обезьяне» и жадно ел. Его волосы были пострижены «ежиком». Прическа и просторная голубая роба делали его похожим на дзен-буддийского монаха, а лежавший рядом японско-английский словарь безошибочно указывал на национальную принадлежность.

— Коничива, — поздоровался я, проходя мимо.

Японец аккуратно вытер рот салфеткой, поклонился, не вставая, и выдал, судя по многочисленным придыханиям, очень почтительное приветствие. После университета я учил японский язык на курсах технического перевода. Тем сильнее было мое смущение — с годами все напрочь забылось. Я промычал что-то невразумительное, заказал «веджи пилау» — вегетарианский плов и, усевшись неподалеку, принялся украдкой наблюдать за японцем.

Перед ним стояли омлет с грибами, чаша с момос[30] и еще что-то, свернутое рулетом. Японец ел сразу из всех тарелок. Чуть в стороне ждала своей очереди миска с фруктовым салатом. Судя по решительности, с которой парень расправлялся с завтраком, жить фруктовому салату оставалось совсем недолго. В самом деле, через пару минут миска была пуста. Но еще раньше в «Белой обезьяне» возникла девушка. Сбросив у входа обувь, она легко скользнула по матам к Такеичи и устроилась рядом. Собственно, тогда я и узнал, как зовут японца.

— Привет, Такеичи! Ты все еще завтракаешь? — спросила девушка с характерным немецким акцентом.

— Разве мы договаривались о встрече? — Такеичи повернулся к гостье и едва заметно улыбнулся.

— Нет, но ты ведь не занят? — В голосе немки послышалась растерянность.

— Не занят, есть полчаса, — сказал японец, вставая.

Девушка моментально улеглась на маты в углу. Видно было, что она приходит сюда не впервые. Такеичи устроился на коленях рядом с немкой и приступил к массажу. Несколькими минутами позже падающий из окна луч солнца лениво переполз вправо и запутался в разметанных по матам каштановых волосах. Я невольно усмехнулся, подумав, что девушка легла так неслучайно. Правильность догадки подтверждали уж слишком томные стоны, доносившиеся из угла. Немка явно заигрывала с Такеичи, а тот, не обращая на это внимания, продолжал заниматься своим делом.

— Красиво работает, — произнес мужчина у меня за спиной.

Я так увлекся наблюдением за японцем, что не заметил, как Майкл, хозяин «Белой обезьяны», а по совместительству повар, официант и посудомойка, водрузил на куши передо мной блюдо с рисом, приправленным овощами, и стакан масала-чая. Да так и остался стоять возле меня, словно завороженный движениями Такеичи.

А посмотреть и в самом деле было на что! Казалось, массажист танцует с лежащей девушкой, так синхронно двигались два тела. Он раскачивал ее, переваливая с боку на бок, на мгновенье притягивал к себе, чтобы в следующую секунду оттолкнуть, склонялся, налегая всем весом (вот в эти моменты девушка стонала особенно жалобно!), и тотчас же взмывал над своей жертвой с натянутой, как струна, спиной. И при этом все время двигался, переступал с колена на колено, перенося центр тяжести в нужную точку. Выглядело это настолько красиво, что, покончив с завтраком и дождавшись конца сеанса, я подошел к японцу и напросился на массаж. Первый сеанс назначили на следующий день. Вещи пришлось распаковать, а отъезд отложить.