Клетка для райской птички - Марина Серова

Выходит, незнакомец получил от девушки подтверждение того, что его желание будет удовлетворено. А что, если этим Доброжелателем была жена Ивана Андреевича? Она могла иметь намерение избавиться от соперницы. Навскидку по стилю писем невозможно было определить, писал их мужчина или же автором является женщина. Что из себя представляет жена директора, я понятия не имела. Да и сам директор был для меня не меньшей загадкой. Следовательно, завтрашнее утро нужно начать с визита к нему. Посмотрим, есть ли у него вразумительное объяснение по поводу связи с девушкой.

Отключив ноутбук, я поплелась на кухню. У меня осталось впечатление, что переписка имеет двойной, скрытый пока от меня смысл, и это требовало тщательных раздумий. Без основательной порции кофе такую проблему не решить. Пока кофе готовился, я мысленно выстраивала факты, пытаясь воссоздать картину событий двухнедельной давности.

Одиннадцатого числа Олеся приходит домой с приятелем. Предположительно с директором музея Иваном Андреевичем. Под описание соседа он подходит как нельзя лучше. Приятель беспокоится о сохранности переписки и требует от Олеси удалить все имеющиеся записи. В свете посланий Доброжелателя это не может не насторожить Олесю. Она отказывается выполнить просьбу своего кавалера. Тогда он выпрашивает у Олеси ключи от квартиры под предлогом намерения как можно скорее начать совместную жизнь. И тут же уходит.

В этот же вечер, а точнее, в эту же ночь Олеся получает разоблачительное послание Доброжелателя, в котором он призывает девушку посетить музей двенадцатого числа в ночное время. Олеся отвечает на послание и дает согласие на предложение Доброжелателя.

После этого рано утром двенадцатого числа девушка едет на железнодорожный вокзал. С собой она везет ноутбук. Видимо не доверяя больше своему возлюбленному, она пытается таким образом сохранить улики. На остановке ее встречает Карагодин. Его показания подтверждают то, что Олеся увезла ноутбук из дома именно двенадцатого мая. В этот же день приятель Олеси тайно проникает в квартиру девушки, в надежде завладеть ноутбуком и избавиться от компрометирующей его переписки. Но ноутбука в квартире уже нет.

Далее в событиях полной ясности не имеется. Фактом остается только то, что Олеся отправилась-таки ночью к зданию музея. Что произошло дальше, сказать пока сложно. Сначала нужно вытянуть признание из директора музея. И, если подтвердится факт его связи с Олесей, придется выяснять, чем занимался Иван Андреевич в ночь с двенадцатого на тринадцатое мая. Я вспомнила, с какой поспешностью директор бросился уверять меня в том, что Олеся ни с кем из сотрудников музея знакомства не водила. Даже сам сделал предположение, что единственным возможным вариантом является то, что Сомова была приятельницей именно Воронкова. Себя, как возможного знакомого Олеси, директор даже не рассматривал.

И все же, несмотря ни на что, мне с трудом верилось, что этот мягкотелый, склонный к дискуссиям на вечные темы, немолодой уже человек способен на какие бы то ни было решительные поступки. Скорее я приписала бы такие способности жене Ивана Андреевича, хоть ни разу с ней и не встречалась. В пользу этой версии было много подтверждений. Женщина могла иметь доступ к переписке мужа. Мужчины порой даже не догадываются о том, что жена держит под контролем всю их личную жизнь и знает не только о настоящих любовных похождениях мужа, но даже о тех, о которых мужчина пока только мечтает. Жена Ивана Андреевича до поры до времени закрывала глаза на мелкие шалости мужа, но за перепиской следила. А потом почувствовала, что интрижка грозит выйти из рамок случайной связи и перейти в нечто большее. Послания от имени Доброжелателя могли быть не чем иным, как попыткой отвадить зарвавшуюся девицу от законного супруга. Когда же жена Ивана Андреевича поняла, что от Олеси не так легко избавиться, она решается на крайние меры. В итоге девушка мертва, муж остается при законной жене, а в преступлении обвинен никчемный пьяница. И всем хорошо, по мнению жены, конечно. Возможно, но не факт. Слишком сложно для простой задачи водворения мужа в лоно семьи.

И потом, не стоит забывать о ночном визитере, появившемся в квартире Олеси уже после смерти девушки. Директор, если только убийца не он, вряд ли пошел бы на такой рискованный шаг. Скорее уж он упал бы в ножки своей супруге, покаялся в плотских грехах. Та пожурила бы неверного супруга и отправила в гараж за картошкой. И весь инцидент. А на квартире его мог застать кто угодно. И тогда уж неприятных объяснений не избежать. А человек, передавший Мишке Шняге посылку от Никодима Трофимовича? По всему выходило, что в деле замешан кто-то посторонний. Но кто? Вот вопрос.

Кофе давно закончился, на город опустилась глубокая ночь, а я все сидела, прикидывая и так и эдак, пытаясь найти разумное объяснение письмам Доброжелателя. Рука сама потянулась к моим помощникам. Высыпав кости на диван, я долго разглядывала их, будто видела впервые. Перебирая кости в руках, я пыталась сформулировать главный вопрос, который мучил меня в данный момент. Наконец, собрав все кости в кулаке, я энергичным движением встряхнула рукой, пытаясь как следует их перемешать. Выпустив кости из рук, я замерла в ожидании. Даже зажмурилась на мгновение. А когда открыла глаза, мне захотелось запрыгать от облегчения. «13+30+12 – Это соединение цифр всегда означает удачу во всех начинаниях», – сообщили мне цифры. Теперь сомнений быть не может. У меня все получится. Впрочем, я в этом и не сомневалась.

Музей встретил меня тишиной. Служащие неслышно сновали туда-сюда по коридорам. Если они и переговаривались между собой, то только шепотом. В храме искусства оберегали покой и неспешность жизни давно минувших эпох.

Не дойдя до кабинета директора буквально нескольких шагов, я столкнулась с Майечкой. Она в прямом смысле налетела на меня, выскочив из-за угла. Майечка пятилась задом. Не мудрено, что девушка меня не заметила. Я ухватилась за ее рукав, пытаясь удержать равновесие и не растянуться на мраморном полу.

– Ох, это вы! – воскликнула Майечка и продолжила в своей манере: – А у нас следователь в гостях. Правда, таких гостей пореже бы видеть. Пришел спозаранку, официальный такой. Сказал, что к Ивану Андреевичу Шляпину накопилась масса вопросов. Заперся с ним в кабинете. Допросу конца и края не видно. Следователь ходит из угла в угол, каких-то подтверждений требует. А Иван Андреевич сидит пунцовый, еле сдерживается, чтобы не вспылить. Уж я-то знаю.

– Скворцов здесь? – переспросила я, едва успев вклиниться в образовавшуюся паузу между фразами, выдаваемыми девушкой со скоростью пулеметной очереди.

– Точно. Скворцов. Он и документ мне предъявлял. Я его впустила, а он теперь Шляпина мучает. Ох, чую, не миновать мне сегодня взбучки от начальства!

– При чем здесь вы? – удивилась я. – Вы же не могли сотрудника правоохранительных органов в кабинет не пускать.

– А кому от этого легче? В нашей профессии всегда так. Кто бы начальника ни разозлил, первая трепка обязательно секретарю достанется. Хорошо хоть у Ивана Андреевича терпение ангельское. Редко кому удается вывести его из себя. У следователя, правда, это на ура получилось. Сразу видно, он в этом деле спец.