Первая заповедь Империи - Александр Шапочкин

– Те латы, о которых говорил капитан, – обмундирование Кости и его бойцов. Для тебя у них есть незарегистрированный «Шторм-5 ЦБ».

– Всплытие! – голос капитана смазал обратный скачок.

В глазах немного поплыло, но тут же картинка восстановилась, и события завертелись с небывалой быстротой. Освободившись от полигелеевых захватов, я вскочил с кресла и побежал в сторону выхода, несмотря на возмущённый окрик капитана. В нормальном космосе творился настоящий ад, и мой корабль не только с ходу ушёл в манёвр, но и затрясся от выстрелов всех бортовых орудий. Переполненные энергией нуль-пространства накопители турелей и маршевых пушек в течение почти пяти минут имели с четверть прибавки к мощности, а потому оба наших артиллериста спешили реализовать временное преимущество, долбя по всем видимым вражеским целям в радиусе поражения яхты.

– Есть успешное попадание маршевой пушки! – выкрикнул первый помощник. – Уничтожена цель третьего класса!

Ухватившись за поручень, я затормозил перед самым шлюзом, так что ноги на секунду оторвались от пола. Молодцы ребята! Небывалая удача! Менее десяти секунд боя, и всему экипажу уже полагается «Звезда героя Звёздной Руси» третьей степени.

На активировавшемся сразу по выходе из нуля панорамном экране, расположенном по периметру рубки, было видно, как погибает в неизвестной природы сизом огне явно не ожидавшая нашего появления многокилометровая туша космической «стрекозы».

По отношению к ней мы всплыли из нуля в нижней задней полусфере, и первые же два выстрела вспороли ей подбрюшие, повредив, видимо, энергетическую установку. Похоже, что это действительно были некие искусственные объекты, а не живые создания, либо технобиологический гибрид, что применительно к космическим аппаратам считалось антинаучной фантастикой.

– Максим Денисович! Куда вы? – прикрикнул на меня капитан, ни на секунду не отрываясь от своего пульта. – Это опасно! Немедленно вернитесь на своё место!

– Я к своей группе, – ответил я, быстрым движением касаясь панели идентификатора и пробегая через истончившуюся мембрану защитного поля.

Корабль резко качнулся, но то была ерунда. Пока действовала искусственная гравитация, тренированный гвардеец, обутый в штатную обувь с магнитными берцами, мог бежать хоть по ходящему ходуном тонкому брёвнышку над морем кипящей лавы. А вот двум биологам, до сих пор копавшимся в гидропонике, закрепляя плавающие установки полива, не повезло растянуться на полу вместе с посыпавшимися на них боксами, заполненными обогащённым чернозёмом. Увидев меня сквозь прозрачную дверь, один из них махнул рукой – «всё нормально», мол.

Лифт ухнул вниз вместе с очередным толчком. В этот раз по нам что-то прилетело, но явно не смертельно, так как система предупреждения повреждений проигнорировала попадание. Преодолев жилой модуль, лифт сменил направление движения и с минуту вёз меня по горизонтальной плоскости, минуя двигательные отсеки. Вообще, попасть в нужное мне место быстрее было бы через спецкоридор, проложенный по технической палубе, но такие коридоры располагались непосредственно рядом с обшивкой, а я совершенно не желал бессмысленно рисковать своим здоровьем.

Меня ждали прямо у дверей. Испуганная девушка-техник и старик врач с длинными усами и бритой головой, очень забавно смотрящейся под колпаком лёгкого гражданского скафандра. Официально это и были те люди, которые должны были встретить, разоружить и так далее – техник сменщик-стажёр и врач-ассистент, выполняющий обязанности фельдшера и медбрата. Печально, но все они – «оперативная смена» и чуть ли не смертники при боевых действиях на малых гражданских кораблях, так как не входят в приоритетный чек-лист и при этом не являются пассажирами.

Остальной небольшой технический и медицинский персонал обязан был находиться в спецкапсулах рядом с отсеками маневровых и маршевых двигателей, а также на боевом дежурстве у орудийных установок. Тоже, в общем-то, не сахар, но в отличие от оп-смены у них всегда была возможность эвакуироваться вместе с пассажирами в безопасное пространство рубки-гидропоники.

Однако на моём корабле всё было не так. Пока на меня нацепляли доспех-скафандр, за их спинами возвышались комиссары в массивных космодесантных латах «Заря-9». Видимо, им заранее объяснили, что нужно будет сделать, потому как стоило защёлкнуться последней застёжке, как девочка со стариком забежали в лифт и оказались отсечены массивной шлюзовой дверью.

– Командуй, младлей, – совершенно неожиданно для меня произнёс в шлемофоне голос Кости.

В космосе не бывает звуков. Не слышно взрывов, бесшумно работают двигатели кораблей, словно в немом кино судорожно дёргаются разрядники турелей, выплёскивая в пустоту всполохи смертоносной энергии. Не шипит, испаряя всё вокруг, плазма, не рокочет, пожирая окружающее пространство, антиматерия, и не слышен пронзительный свист от проносящейся в паре сантиметров от твоей головы болванки, выпущенной из рейлгана, от которого в атмосферной среде у людей начинают болеть корни зубов.

Оказавшись отделённым от бесконечной пустоты лишь тонкой скорлупкой боевых лат или гражданского скафандра, человек остаётся наедине с самим собой, гулким дыханием и тишиной, нарушаемой лишь тихим жужжанием сервомоторов и редким писком электроники. Нам, гомо сапиенсам, от рождения привычным полагаться на все свои врождённые шесть чувств, космическая тишина всегда была в тягость.

Безмолвие межзвёздного пространства угнетает, заставляет нас замыкаться в себе, притупляет реакцию и в конечном счёте способна разрушить психику здорового человека или даже убить его. Люди, почти лишённые шестого человеческого чувства – псиосязания, не чувствуют себя настолько обделёнными, в сравнении с пустотниками, вынужденными долгое время работать в открытом беззвучном космосе.

Псиосязание, или, в простонародье, интуиция, – способность бессознательно ощущать нематериальное, в полной мере доступна только людям, наделённым псионическим даром. Однако любой человек порой способен ощутить на себе чужой взгляд, предвидеть негативное для себя развитие событий или проникнуть в суть незнакомых вещей. Все мы в той или иной степени привыкли полагаться на все свои ощущения и, лишившись на длительное время одного из них, переживаем настоящее потрясение.

В известном нам секторе галактики наш биологический вид в своём роде уникален своей способностью как быстро приспосабливаться к потере одного из органов чувств, так и в полной мере восстанавливать утраченное через био-регенерационные процедуры. Учёные считают, что это девиация психики, выработавшаяся у человечества вследствие того, что в ходе своей естественной эволюции земляне привыкли пользоваться не полным набором доступных возможностей. В докосмическую эру люди и не подозревали о существовании у них псиосязания, и только когда лет триста назад начали массово рождаться дети-эсперы, ситуация в корне изменилась.

Но, как уже было сказано, здоровому человеку трудно переносить длительную глухоту, даже разбавленную разговорами по внешней связи или звуками работы скафандра. Когда-то, давным-давно, это не было проблемой. Ещё в земную эру, когда люди только осваивали орбитальное пространство своей прекрасной голубой планеты на примитивных аппаратах, космос считался мирным местом. Пустотные выходы сводились к техническим задачам и длились не более нескольких часов, а на борту челноков или модулей древних космических станций: «Мир», «МКС» и поздней российской платформы «Дружба-2» – всегда можно было насладиться музыкой, разговорами и сторонними звуками.