Моя профессия – убивать. Мемуары палача - Анри Сансон

чем с самой жизнью. Это-то порабощение и подстрекало меня к поступкам, которые подсказывало мое пылавшее страстью сердце, не слушая мудрых советов рассудка.

В 1662 году я служил лейтенантом в полку маркиза де Ла Боассьер. Полк наш после похода в 1658 году под начальством маркиза де Тюрення, прославившегося взятием Берга, Фурна и Гравелиня, расположился гарнизоном в городе Дьеппе.

В том же 1662 году в городе Аббевиле, в котором жил до своей смерти, умер мой брат, отставной советник, и это нанесло мне жестокий и роковой удар, тем более что несколько дней спустя погибла трагической смертью и его вдова – Коломба Броссье де Лиме.

В июле месяце Всевышний доказал Свое бесконечное милосердие, спасая меня от верной гибели; но в то самое время как Создатель избавил меня от покушения погубить душу, вечный враг нашего спасения готовил мне новое испытание.

Вследствие падения с лошади, я едва не лишился жизни и был отнесен без чувств в дом одного бедняка, называвшийся Проклятой Оградой и стоявший в уединенном и безлюдном месте – за Дьеппским кладбищем по Невшательской дороге. Этот человек поступил со мной подобно сердобольному самаритянину; он обмыл мои раны, перевязал их и отпустил меня, лишь уверившись в моем совершенном выздоровлении. Но я вынес из его дома страдание сильнее того, от которого избавился: я уехал влюбленный в молодую девушку по имени Маргарита, которая была его единственным детищем.

Сначала я не верил своим чувствам. Не зная настоящего звания и занятий отца Маргариты, я, тем не менее, считал его человеком из низшего круга общества и, не предполагая жениться на ней, не мог решиться причинить зло дочери того, кто сделал мне столько добра.

Жестокая утрата обожаемого брата и нежно любимой сестры глубоко огорчили меня, и я твердо решил всю жизнь оплакивать их.

Но намерения человека – одни химеры, и потому, несмотря на свое решение, я днем и ночью видел перед собой образ той, мечтать о которой мне казалось преступлением.

В это время мой двоюродный брат по имени Поль Берто приехал по коммерческим делам в Дьепп. Он был членом общества Новой Франции, имущество которого было впоследствии куплено Его Королевским Величеством Людовиком XIV.

Хотя я уже тогда смутно ненавидел себе подобных вследствие печалей и несчастий, причиненных мне ими, и предпочитал уединение их обществу, тем не менее, я нежно любил Поля Берто, которого знал еще ребенком, находясь с королевским флотом в Квебеке.

Хотя Поль, подобно прочим, и не знал истинной причины моей печали и постоянной задумчивости, но всеми силами всегда старался развлечь меня различными удовольствиями и своей беседой в обществе господина Вальвена де Блиньяка, служившего, как и я, лейтенантом в полку господина маркиза де Ла Боассьер и бывшего храбрым воином и веселым товарищем.

Однажды осенью за приготовленным для нас ужином на берегу моря в доме Исаака Кромете во время горячей беседы мой кузен Поль объявил, хвастаясь, что еще до истечения этого месяца его любовницей сделается самая красивая девушка города и предместий Дьеппа.

Господин де Блиньяк, большой льстец от природы, постоянно потакавший тому, кого можно было поддеть и заставить хорошо угостить себя, подтвердил эти слова как будто бы знал предмет его страсти.

Я тотчас же почувствовал какой-то трепет и волнение. Сердце мое забилось, ибо уже несколько дней я замечал, что мой двоюродный брат носит на своей груди дикий полевой цветок, носящий одно название с той, к которой постоянно стремились мои мысли, и вообразил, что он делает это в честь дочери моего спасителя.

Подобная мысль была тройным безумством: во-первых, потому что после страданий, причиненных мне первой моей привязанностью, желая сохранить воспоминание о ней, я поклялся отныне любить лишь одного Господа Бога; во-вторых, так как я не видел Маргариты – это было имя молодой девушки – с той минуты, как оставил Проклятую Ограду, и, наконец, потому что, поверив даже словам Поля, безрассудно было волноваться, так как в городе Дьеппе и его предместьях существовало сто девушек, в честь которых он мог носить маргаритку.

Но будто бы подчиняясь воле, могущественнее своей собственной, я встал из-за стола и под предлогом, что мне нужно идти в замок, оставил своих товарищей и, направившись ближним путем – Бракемонской тропинкой, дошел до Проклятой Ограды на Невшательской дороге, на которую не возвращался с рокового дня моего падения с лошади.

Увидев между деревьев домик Маргариты, у меня мелькнула мысль возвратиться домой, но, несмотря на все убеждения рассудка, я все ближе и ближе подходил к Проклятой Ограде.

Два раза видел ее престарелого отца. В последний раз, исцелив меня, он угрозами запретил мне возвращаться в свой дом. Я считал, что он сделал это для того, чтобы я не вздумал ухаживать за его дочерью.

Поэтому я не решился переступить порог, боясь, чтобы он по нраву, который мне был очень хорошо известен, не наказал безвинную, а прошелся по садику, окаймленному только изгородью из шиповника, и, заметив ее в нем, воспользовался минутой, когда она находилась в уединенном месте, перескочил через плетень и подбежал к ней.

Любит ли человек сильно или мало, одинаково ему суждено всегда заблуждаться, так что можно сказать, заблуждения составляют необходимую принадлежность любви. Я рассказал ей, что, не имея возможности поблагодарить ее жестокого отца, я хотел, по крайней мере, выразить ей свою благодарность за милосердие, которое она мне оказала во время моей болезни. Затем, без предисловий, как будто торопясь, я в волнении и шепотом признался ей в своей любви.

Молодая девушка покраснела, но не рассердилась. Однако я заметил, что глаза ее наполнились слезами, и на мой вопрос о причине их она отвечала, что я не должен любить ее, так как подобная привязанность доставила бы мне много несчастий, и умоляла меня удалиться как можно скорее, ибо каждую минуту ее отец мог прийти в садик и застать нас.

Тем не менее, я провел еще некоторое время с Маргаритой, повторяя ей то же самое, и, наконец, простившись с нею, возвратился в город в весьма расстроенном и подавленном состоянии.

На следующий день я снова посетил Проклятую Ограду, и затем уже ежедневно приходил туда. Иногда я не видел ее, или же она прогуливалась в обществе отца в прилегающем к дому садике, другой раз в нем работал слуга или служанка, собирая овощи. В таком случае я должен был прятаться и издали смотреть на Маргариту. Но время от времени я заставал ее одну, и как ни коротко