Время мушкетов - Денис Юрин

Он подошел к охающему старику, находившемуся в настолько плачевном состоянии, что он еще был далек от попытки подняться из липкой грязевой массы, и стал безжалостно избивать его сапогами. Удары приходились исключительно по конечностям, видимо, наемник боялся, что один-единственный средний по силе пинок может выбить из сунувшегося не в свое дело старикашки дух, а следовательно, не позволит получить от его охов и всхлипов морального удовлетворения.

Патриун стиснул зубы и терпел, надеясь, что выдержит пытку, а расправившийся с двумя остальными врагами вельможа в знак благодарности спасет и его. Внезапно удары прекратились, священник открыл глаза и увидел, как на него падает тело мучителя. К счастью, бездыханный убийца свалился чуть сбоку, иначе грудная клетка не выдержала бы удара, а прикрыть ее руками старик не мог, поскольку их просто не чувствовал. Лицо мертвеца, на котором навеки застыло выражение удивления, было повернуто в его сторону. Глаза покойника оставались широко раскрытыми, брови вскинуты вверх, а во лбу торчал охотничий нож с уже виденной совсем недавно рукоятью.

– Ну ты и прыток, дедуля, ель тя догнал! – укоризненно покачал головой Аке, бережно подняв старца из грязи и поставив его на ноги. – Упряждал ж тя, не стоит прислухиваться ко всему, чо ветер доносит! Вон глянь, в какую передрягу влип, чуть жизни не лишился!

Патриун, которому еле хватало сил, чтобы снова не стать частью лужи, не мог ничего возразить. Логичного объяснения его поступку нельзя было найти, он следовал чутью, интуиции, которая редко подводила. К счастью, охотник не потребовал объяснений и не стал дальше причитать. Приблизившись к трупу, Аке встал ногой на шею убийцы, нагнулся и одним резким рывком выдернул из кости нож, вошедший в череп почти на две трети лезвия. Только в этот миг священник вдруг понял: здесь что-то не так, вокруг чересчур тихо. Затуманенный, едва концентрируемый взор сощуренных от боли глаз быстро пробежался по бранному полю. Все пятеро наемников были мертвы, а вот вельможа бесследно исчез, как будто его тут и не было.

– Послушай, – звуки едва вылетали из дико болевшего горла священника, – а где тот дворянин? Ну, тот, которого я спас!

Несколько секунд охотник удивленно таращился на старика, а затем вдруг громко рассмеялся.

– Ну, дедуля, с тобой иль в беду попадешь, иль со ржачки сдохнешь?! Ты его спас?! Вот уж влюблен ты в себя, так влюблен! Это ж он с бандюгами разделался и к те, дурню, на подмогу спешил, да только б не успел… Пришлось мне нож обмарать!

– Так где он?

– Ушел, где ж еще?! – подивился охотник. – Не маркизово это дело – дознание проводить да покойничков перетаскивать. Да ты не беспокойсь, нас пачкаться тож никто не заставит. Щас маркиз народец пришлет, всех покойничков по порядку разложат: всех правых сюда, а неправых туда…

– Постой, так он маркиз, ты его знаешь? – докучливый старик замучил спасителя расспросами.

– Да как же не знать? – хмыкнул охотник. – Поди, ты единственный в Марсоле, кто самого маркиза Вуянэ не знает…

После драки редко чувствуешь себя хорошо, за удовольствие почесать кулаки приходится платить большую цену. Свежие синяки, шишки да ссадины доставляют массу неприятных ощущений, притом зачастую не только проигравшей стороне, но и победителю. Формально Патриун потерпел поражение, более того, его чуть не отправили на тот свет, однако он испытывал победную эйфорию целых три минуты, пока не разболелась помятая в бою спина и не заныли пострадавшие от побоев конечности. В его возрасте кулачные, да и ратные развлечения категорически противопоказаны, но на всем белом свете не найдется ни одного пациента, который хотя бы раз в жизни тайком не нарушал строжайшие предписания лекаря.

Теперь Его Преподобие расплачивалось за учиненную им шалость. Однако мучился он не один, изрядно досталось и его спутнику. Хоть Аке был вынослив и могуч, но все равно изрядно запыхался и взопрел, таща на руках охающие и причитающие стариковские кости. К счастью, путь от места ночного побоища до обветшалой церквушки оказался недолгим. Примерно через полчаса парочка достигла перекошенной ограды храма, у которой даже не было калитки. В ранний утренний час недавно вновь ставшее священным строение выглядело куда угрюмей и мрачнее, чем вечером прошлого дня, когда отец Патриун увидел его впервые.

– Не понял я чаво-то!.. Энто что еще за лисий хвост?! – сердито проворчал хмурящий брови охотник, опуская живую ношу на землю. – Ты куда энто меня, старый пень, завел?!

– А ты что, слепой, не видишь? Церковь перед тобой, значит, мы и пришли, – прокряхтел Патриун, растирая ушибленные бока. – Живу я здесь, а значица, и ты с сегодняшнего дня под кровлей этой дырявой обитаешь. Что губы поджал и пыхтишь, как бычок-трехлеток?! Не хоромы барские, но уж всяко лучше, чем с бочонком в обнимку спать, на котором, кстати, ты и жрешь!

Аке насупился, сдвинул брови и не по-доброму взирал на распинавшегося перед ним старичка. Руки охотника сами по себе уперлись в бока, а правый сапог зарыхлил землю. Со стороны он действительно походил на быка, которого какой-то чудак решился подразнить красной тряпкой.

Окажись на месте священника кто другой, он непременно поспешил бы скрыться в доме и молил бы всех известных богов, чтобы у разозлившегося до временного помутнения рассудка охотника не хватило бы сил выломать дверь. Однако Патриун как никто другой знал, что тот, кто быстро приходит в бешенство, неимоверно отходчив. Старик остался на прежнем месте и смотрел прямо в глаза компаньона, почему-то питавшего ярую нелюбовь к Индорианской Церкви.

– Значица, ты наврал! Никакой ты не охотник, а святоша, на замену окочурившихся проповедничков присланный, – заговорил Аке, и это был хороший признак…

– Кто Святому Индорию служит, врать не приучен!

Старик держался гордо и по-прежнему не отводил взгляда, хоть сам себе признался, что кое в чем и был перед охотником виноват. Ложь – это не только обманные речи и плутовские умыслы; ложь порой кроется в замалчивании важных фактов.

– Раньше охотником был. По чащам топал, когда еще не только тебя, но и папаши твоего даже в задумках не было. А вот на старости лет в сутану обрядился, о душе своей грешной подумать захотелось, да верный путь иным, не столь, как я, жизненным опытом умудренным, показать!

– А им энто нужно?! Нужны они вообще кому, твои проповеди и наставления?! Какой от них прок, какая польза?! Чего вы силком народ к себе затаскиваете?! Правильные речи ведете, пока по карманам трудяг шарите! Ишь, удумал, хитрюга, меня, как зверя дикого, приручить! Крышу над головой дать обещался, а может, еще и миску со жрачкой перед будкой поставишь?!

По мере повышения громкости раскатистого баса Аке пунцовая краска постепенно сходила с его лица. Он успокоился и теперь, максимум, на что был способен, так только развернуться и уйти, а более не помышлял наказать обманщика кулаком.

– Поступай как знаешь. Иди если хочешь, но только знай, я тебя не обманывал, – пожав плечами, совершенно спокойно заявил священник. – Комнату предложил от чистого сердца. Единственная выгода мне от тебя, так это, чтоб ворье всякое в церковь не лазило, а к Вере тебя приучать и не думал. Слишком уж хлопотно каждого гордеца да упрямца за уши к алтарю подтаскивать.