Я дрался с Панцерваффе. "Двойной оклад - тройная смерть!" - Артем Драбкин

Под Старый Оскол приехали, а там мост взорван, и мы застряли. Курская битва недели две как закончилась, и, пока эшелон стоял, нас рассредоточили и заставили трупы зарывать. Танкистов из танков вынимали - и немецких, и наших. Трупный запах! Потом привыкли, а поначалу рвало всех. А что делать? Танков там набито было - ой! Там некоторые прям друг с другом сцепились и стали дыбом. Чьих больше? Мы не считали... может, немецких и побольше. Хоронили в братских могилах. Сначала, конечно, обыскивали карманы - искали документы. У кого медальон или деньги, например, все отправляли домой. Иногда в карманах находили записочки на случай смерти. А у многих ничего не было, никаких документов. От танкистов так только обуглившееся чучело оставалось. Как определить его фамилию? Удивительно, но они не пахли. Немцев и своих вместе зарывали. Просто писали на могилах: "Похоронено столько-то русских, столько-то немцев". Как один политработник сказал: "Хоть они и фашисты, но они же люди".

До начала 1944 года наша 202-я стрелковая дивизия 53-й армии в боях не участвовала, а стояла в резерве, а потом нас перебросили под Корсунь-Шевченковский. Туда мы, наверное, неделю шли, делая километров по 70 за длинную январскую ночь. Спать хотелось страшно. А погода в январе стояла теплая. Дороги развезло. Идешь, и вот на эти ботиночки с обмотками чернозем украинский по пуду налипает. Счистишь его, десять шагов шагнул - опять такой же ком. О-ох, потоптали мы там земли! Я был в роте ПТР. У нас с напарником Малышевым, высоким парнем, сибиряком, 1925 года рождения, был ПТР Симонова. Сначала несли его целиком, потом командир роты разрешил разъединить. Представь, что весило ружье 22 килограмма, а еще 200 штук патронов - 28 килограммов. У меня был наган (первый номер вооружен был наганом, а второй автоматом), а у Малышева - ППШ и к нему еще три диска с патронами, НЗ, продукты, бельишко. И все на себе тащили!

Остановка. Разведка доложила - немцы рядом. Нам команда окопаться на краю деревни. Какая деревня? Комаровка, по-украински "Комаривка". Окапываться в какую сторону? В эту - на деревню. А там штаб расположился, разведка полковая. Мы окопались. Под мельницей сделали подковой свой окоп, ПТР выставили. Ждем команду. Сколько времени? Три часа. Ну мы еще подкопали - вода хлюпать стала...

Ну досталось нам там здорово! За всю войну единственный раз так было. Оказалось, что немцы затаились рядом в овраге за деревней, а когда все более или менее успокоились, пехота вдоль деревни себе окопы отрыла, как начали они садить из минометов по деревне. А на этой мельнице, прям над нами, у них был крупнокалиберный пулемет, который начал по деревне строчить. Наш окоп в пяти метрах был! И как они не догадались гранату в нас бросить? Может, у них не было? Малышев сидел-сидел, говорит: "Володька, я полезу. Я, говорит, его шлепну. Дай свой наган". Я дал ему наган, а у него еще и автомат был, и он полез. Через некоторое время слышу - стрельба. И немцы стреляют, и он стреляет. Ну думаю: "Конец Малышеву!" Ничего подобного! Вылезает оттуда! Шлепнул этих двоих, что там были! "Все, - говорит, - я их кончил!" А тут такой кошмар начался! Командиров я больше и не видел. Начали мы стрелять из ПТРа. А куда стрелять - не видно никого! Темнота, черт возьми! По вспышкам стреляли. Патронов 20-30 израсходовали.

Как потом выяснилось, немцев было всего-то человек 500. А против них 2 наших батальона в окопах сидели, а один в резерве стоял. Мы-то еще необстрелянные пришли, но и обстрелянные люди, что с нами были, - и те растерялись. Тут старший лейтенант, не знаю, с какой роты, бежит, кричит: "Отступаем, ребята. Бросайте свой ПТР к черту, затвор только выньте". Мы так и сделали - ПТР разобрали и бросили в окопе, а Малышев своей телогрейкой прикрыл затвор - в карман. А этот офицер был ранен в обе ноги. Мы его подхватили под руки и бежим. А немцы из миномета садят. Остальные тоже отступают, падают, падают. Немцы стреляют. Основная масса наших повернула в лощинку, чтобы от пуль спрятаться. Он говорит: "Бегите прямо на бугор! Бегите на бугор! Ни в коем случае не в лощину - сейчас там будет каша!" И правда, как немцы из минометов туда дали - только клочья полетели. Представляешь? И вот мы через бугор перевалили. Сели передохнуть. Говорит: "Подождите, не могу - сердце сейчас выскочит". Ну, вроде молодой, но в обе ноги ранен, кость, правда, не задета, но обе мякоти прострелены. И вот мы сидим в высоком бурьяне. Светает. Два немца идут. Лейтенант первый их заметил: "Тихо - немцы! Ложитесь, я сам их шлепну, а то вы можете промазать". Пистолет взводит - у него ТТ - целится. Шлеп. А второй сразу из автомата как даст очередь на выстрел. Они "на выстрел" здорово стреляли! Он другого шлеп. Спокойно так - опытный вояка! А у нас уже сердце в пятки ушло. Думали - уже конец. Первый раз все-таки.

Расчет ПТРД сменяет позицию.

Вот мы отступили. А резервный батальон подошел, как двинул по немцам, занял деревню и дальше пошел. А мы - два батальона - удрали. Вот. И половина тех, кто в лощину влез, там и осталась. Два батальона в один потом свели. А в батальоне около 500 человек. В роте 125 человек. 3 роты и пулеметный, автоматный и минометные взвода.

И вот наутро пришли мы в штаб дивизии. Лейтенанта в медсанбат сдали. Сказали начальству о том, что произошло, и они обещали послать в ту лощину людей с лошадьми и вывезти живых. Лейтенант говорит: "Вот, ребят надо наградить - они меня спасли!" А мы говорим: "Не мы его спасли, а он нас!" Все смеются - необстрелянные. Его сразу на операционный стол. Разрезали без наркоза. Прочистили ему все. Терпел мужик. Молодец! Ну потом - куда нас? Где у вас оружие? - Вот! - А кто вы? - ПТРовцы. - А где ПТР? - Там остался. - Давайте туда! Пошли мы обратно. А к утру подморозило - идти уже посуше стало. Идем обратно, а там в лощине стоны! Идем - боимся. Черт возьми! Нет никого - одни мы идем. Ну ладно, пришли. ПТР на месте. Зашли в деревню - ни одной живой души. Потом дед какой-то из сарая вылезает. Я говорю: "Дед, как ты жив остался?" - "Ой, сынки, не знаю. Тут ваши, говорит, - отстреливались до самого утра. Вон из той хаты". Мы подошли разведчики наши. Все там легли. Вот так вот. Это и был наш первый бой.

Приходилось ли стрелять по пехоте? Стреляли, но вообще-то берегли патроны на случай, если танки появятся. Был, правда, такой случай. Прошло всего дня три, как мы прибыли на фронт. Видать, немцы решили проверить, как мы под обстрелом себя покажем, и давай садить по нам. Обстрел был сильный: мины рвутся, снаряды, - мы лежим на дне окопа. Видимо, в соседний окоп снаряд попал: кого-то убило, а одного узбека контузило, и он как выскочил из окопа, так крутанулся вокруг своей оси и как дунет - прямо в сторону немцев. Тут комбат бежит, кричит: "Стреляйте! Стреляйте!" Подбегает к нам, Малышева отпихнул, ПТР навел и как шлепнул - точно ему в затылок попал. Мы потом в контратаку пошли, труп перевернули, а лица нет - вырвало все. А что ты хочешь - 70 граммов пуля...

А там, под Корсунем, еще неделю мы в окопах побыли. Вот там мы с Малышевым самоходное орудие "фердинанд" подбили.