Небеса рассудили иначе - Татьяна Полякова

«Или уже успел вернуться, – мысленно продолжила я. – Обретается где-то совсем рядом и Смолину шлет письма с угрозами. Софья, затеяв расследование, умудрилась на него нарваться. И в результате тоже исчезла. Не зря, ох, не зря она ездила на дачу. Что-то она там надеялась отыскать».

Куйбышев, слегка хмуря кустистые брови, задумался, глядя на меня.

– Интересная мысль, – кивнул где-то через минуту. – Надеюсь, вскоре мы будем знать об этом деле куда больше. По крайней мере, сможем ответить на вопрос, это труп Чадова или нет.

– А что-нибудь об убийстве на чадовской даче вам известно? – спросила я. – Убили его гражданскую жену и сына…

– Об этом я, конечно, слышал. И интерес проявил, раз уж речь шла о моем фигуранте. Но этим делом занимались другие люди, и никаких документов у меня, к сожалению, нет. Помню только утверждение коллег, что преступник вряд ли планировал убийство. Наличие в доме женщины с ребенком явилось для него неожиданностью. По тому, как располагались тела, можно было предположить: женщина выбежала, услышав шум, и убийца ударил ее, кажется, каминными щипцами, то есть тем, что под рукой оказалось. Мать, видимо, успела закричать, мальчик проснулся и выскочил из своей комнаты. Их обгоревшие тела лежали рядом… Преступник, вне всякого сомнения, что-то искал. А поджог устроил, чтобы скрыть улики.

– Может, украденные Чадовым сокровища он и искал? – подумала я вслух. – Но кто мог знать о них? Не Чадов же убил свою жену и ребенка? Такое в голове не укладывается.

– К сожалению, подобное встречается чаще, чем мы могли бы предположить, – вздохнул старик. – Ваша версия вполне логична. Чадову вдруг понадобились деньги, и он вернулся. Не узнать его жена не могла, даже если допустить, что он изменился за эти годы. Он же хотел сохранить свое новое имя в тайне и ее убил…

– Но ребенок? – напомнила я.

– Да-а, – протянул Куйбышев. – Тогда Чадов – настоящее чудовище. К сожалению, детей тоже убивают. И по гораздо меньшему поводу.

Я перефотографировала материалы, которые могли пригодиться. Мы еще выпили чаю и обсудили мою версию, Куйбышева она увлекла, а я, должно быть из духа противоречия, решила, что все это чушь. Чадов не какой-то там уголовник. Не мог он убить собственного ребенка… Беда в том, что однозначного ответа «мог – не мог» не было. Придется ждать заключения экспертизы. «Допустим, Чадов сменил фамилию и живет себе рядышком, не беспокоясь, что его обнаружат, – вновь подумала я. – Впрочем, сейчас уже должен забеспокоиться. Однако надо быть весьма нахальным типом, чтобы явиться туда, где живут люди, хорошо его знавшие. За три десятка лет он так изменился… мог пластическую операцию сделать… Мог даже встречаться с Венерой или тем же Смолиным, про себя посмеиваясь над ними. С одной стороны, вроде все логично: украл золото, спрятал его, потом за ним вернулся. Но убийство сына в голове не укладывалось… да и тот факт, что Чадов рядом, все же вызывал сомнения. Зачем ему все это? Неужто он в самом деле свихнулся на семейной вражде и решил, что теперь Смолин должен за все ответить? Чадов лишился сына, а теперь исчезла дочь Смолина. Смолин к убийству ребенка Аркадия не причастен, но изворотливые умы богаты неожиданными заключениями, и обвинить во всем старого друга Чадову ничего не стоило.

Покинув дом Куйбышева, я первым делом позвонила Агатке.

– Ты там роман, случаем, не пишешь? – съязвила она, лишь только я поведала о своих догадках. – Между тем наша задача проста и банальна – вытащить этого придурка из тюрьмы. А если не удастся, то постараться, чтоб он отделался минимальным сроком.

– А папа всегда говорит: «Наша цель – установить истину».

– Так папа говорил? – ахнула Агатка. – Тады ладно… И что там с истиной?

– С истиной туго, – призналась я. – Как думаешь, можно ускорить проведение экспертизы?

– Конечно. Стоит только позвонить папуле, – издевательски предложила сестрица.

Папа наш из тех, для кого семья и работа существуют раздельно. Говоря попросту, соваться к нему бесполезно: все в порядке живой очереди, без скидок на родство. И помогать мне он точно не станет. Это был как раз тот случай, когда чужие принципы доводят до тихого бешенства.

– У тебя полно знакомых… – напомнила я.

– Кто ж спорит? Жаль только, генпрокурор почему-то не отвечает на мои звонки.

– Свинство.

– Ага. Я бы на него президенту пожаловалась, но на мои звонки он тоже не отвечает.

– Ну и зануда ты, сестрица. На работу не приду, дел по горло.

– На премию ты, надеюсь, не рассчитываешь? А если не накопаешь ничего путного и парня мы не вытащим, то и о зарплате забудь.

На этой оптимистичной ноте мы и простились. Домой я возвращалась на троллейбусе, решив не тратиться на такси. Нашла место напротив блондинки в ярко-красном берете. Она то и дело заваливалась на бок, погружаясь в дремоту, а потом резко выпрямлялась и тревожно поглядывала в окно, боясь пропустить свою остановку. Я тоже старалась смотреть в окно, наблюдая, как мимо проплывают дома и люди на улицах. В троллейбусе меня и застал звонок Перфильева.

– С тебя вискарь, односолодовый, запомнишь?

– Запишу.

– Можешь заглянуть ко мне прямо сейчас. Дело ждет тебя.

Я собралась рассыпаться в благодарностях, но он уже отключился. Выйдя на ближайшей остановке, я почти сразу поймала такси и через двадцать минут резвой рысью неслась по коридору в направлении кабинета Олега Викторовича. Через минуту выяснилось, что сам он отсутствовал, но любезная до приторности секретарша проводила меня в крохотную комнату, где не было ничего, кроме стола, стула и стеллажа, абсолютно пустого. Окна, кстати, тоже не было. Я задумалась над предназначением данной комнаты и только собралась задать вопрос, как секретарша сказала:

– Надеюсь, вам здесь будет удобно. Документы я сейчас принесу.

Она удалилась, а я устроилась за столом и от безделья принялась насвистывать. Очень скоро на столе передо мной уже лежала папка с бумагами, а также появились чашка чая и конфеты в вазочке.

– Когда закончите, позвоните мне, пожалуйста, – сказала женщина, оставляя листок с номером своего мобильного.

Я не спеша выпила чай, а потом с некоторым трепетом развязала тесемки на папке.

Бумаги я изучила внимательно, мельком взглянула на фотографию двух трупов и невольно поежилась. Мысль о том, что вернувшийся бог весть откуда Чадов убил собственного ребенка, показалась совершенно дикой. Несмотря на все старания следователей, они не особо продвинулись в своей работе. Если и были в доме улики, то их уничтожил пожар. Соседи в ту ночь ничего подозрительного не видели и не слышали, чужих в деревне не было. Отпечаток резинового сапога неподалеку от дома, вот, собственно, и все. Возможный мотив жуткого убийства тоже вызывал сомнения: жена Чадова жила здесь только летом, ничего ценного в доме просто не было. За несколько дней до убийства возле деревни встали табором цыгане. Дом выглядел куда богаче других, возможно, он тем самым и привлек их внимание. Цыган отыскали через неделю в соседней области и допросили, но хоть подозрение с них окончательно не сняли, однако предъявить им было нечего.