Спаси меня, пожалуйста! - Татьяна Бочарова

Летом Вовку отправили с садом на дачу, а Оксану, как обычно, услали в лагерь на три смены. Там ей исполнилось 12, и девчонки из старшего отряда научили ее краситься и завивать волосы щипцами. На дискотеке как-то раз ее пригласил парень из второго отряда. После танца не отпустил, тесно прижал к себе и поцеловал. Оксане стало мерзко до тошноты, как тогда, в детстве, когда ее насильно кормили геркулесовой кашей. Но зато она поймала на себе завистливые взгляды подружек, гордо вскинула голову и сделала вид, что ей очень даже нравится. Парня звали Олег. Он танцевал с Оксаной целый вечер, лапая ее со всех сторон. Потом жарко дыхнул в ухо:

– Приходи ночью в беседку. Придешь?

«Беседкой» в лагере называли старую заброшенную постройку, когда-то давно служившую столовой. Стены ее были увиты девичьим виноградом, скрывая от постороннего взгляда то, что творится внутри. А там после отбоя уединялись парочки – это были молодые вожатые и ребята из старших отрядов. Столовая стояла на отшибе, близко к ограде, ее не освещал ни один фонарь, предаваться грехам было удобно и безопасно. Олег смотрел на Оксану с вожделением и надеждой. Она колебалась, не зная, что ответить. Ей было одновременно и страшно, и любопытно. Интересно, что скажут девчонки? Сочтут ее крутой? Станут завидовать? Олег красавчик, и лет ему не меньше пятнадцати. Но ведь она еще совсем маленькая для таких дел.

– Я приду. – Оксана решительно тряхнула накрученными кудряшками.

Ее словно сам бес толкал – хотелось доказать всем и прежде всего самой себе, что она уже взрослая, смелая, и никто ей не указ, ни мать, ни отчим в своей дурацкой коляске. Олег довольно заржал и снова обслюнявил ее рот своими мокрыми и горячими губами. До самого отбоя Оксану трясло, точно в лихорадке. Она даже подумала, что схватила простуду с жаром. Девчонки набросились на нее, наперебой сыпля вопросами. Она молчала, загадочно блестя глазами.

– Какая ты, Ксюха, красивая, – завистливо пропела одна из них, Дашка Белова. – Везет тебе. Такого парня окрутила.

Оксана смерила ее презрительным королевским взглядом. Она даже виду не подала, что умирает от страха. При мысли о том, что Олег будет касаться ее жадными, быстрыми руками, залезет под одежду, снимет трусики, к горлу подкатывала давешняя тошнота. Оксана представила себе Вовку, его худенькое, остренькое личико, большие добрые глаза, и ей захотелось прижаться к нему, вдохнуть милый запах молока и ромашек. Но Вовка был далеко, а на нее смотрели пять пар любопытных глаз. И она решила, что все будет окей, нечего так уж бояться.

…Когда все улеглись, Оксана потихоньку выскользнула из палаты. Она была маленькой, худой, как тень, и ловкой, как кошка. Никто из вожатых не заметил, как она вышла из корпуса – дверь еще не успели запереть, только прикрыли на защелку. Трава была влажной от ночной росы. Оксана сразу же озябла в легком сарафанчике, ее ноги в тряпичных мокасинах промокли. Она почти бегом достигла беседки и остановилась, переводя дух. Тут же ее грубо схватили сзади и поволокли куда-то в темноту. Она не сопротивлялась, только стучала зубами от все усиливающегося озноба. Рядом раздавалось пыхтение и короткая матерная брань. Ее швырнули на грязный дощатый пол. Щелкнула зажигалка, на мгновение выхватив из темноты лицо Олега и другое, страшное и смуглое с черными глазами и тонкими, как дождевые червяки, губами. Оксана с ужасом и недоумением узнала Жорика из первого отряда. Его боялись, как огня, все девчонки и даже молоденькие вожатые – он проходу никому не давал, лапал за грудь, лез под платье, говорил отвратительные пошлости, ничего и никого не боялся. Поговаривали, что он племянник начальника лагеря, а потому его мерзкие шалости неизменно сходят ему с рук.

– Зачем он тут? – пролепетала Оксана, пытаясь в темноте разглядеть лицо Олега.

– Молчи, малыш, – возбужденно проговорил тот, – тебе будет вдвойне приятно.

Вдвойне? Она ничего не поняла, но ее охватило предчувствие близкой беды. Оксана попыталась вскочить, но сильные руки прижали ее к полу.

– Ты первый, – велел Олегу Жорик. – Я после тебя.

Снова щелкнула зажигалка, во мгле красными точками замелькали огоньки сигает.

– Пожалуйста, не надо, – прошептала Оксана помертвевшими губами, – пожалуйста.

– Что ты там бормочешь, малыш? – Олег склонился над ней и дернул застежку от сарафанчика. – Расслабься, тебе понравится…

Время словно остановилось. Оксане казалось, что все это происходит не с ней и она видит себя будто со стороны. Потные и похотливые руки шарили по ее телу, вертели его в разные стороны, словно тряпичную куклу. Она чувствовала острый запах пота, несвежего дыхания, слышала сладострастное мычание Олега и ободряющие возгласы Жорика. Потом ее, как кинжалом, пронзила боль. Она вскрикнула, и широкая пятерня Олега поспешно запечатала ей рот. Он давил на нее всей тяжестью своего тела, какая-то острая щепка впивалась Оксане в спину, но она уже не чувствовала ничего, погрузившись в предобморочное состояние.

Затем пришел черед Жорика. Он стиснул Оксану в объятиях, руки у него в отличие от Олега, были холодными, как лед, и липкими. Бормоча что-то неразборчивое, он долго терзал ее, вгрызался в губы неистовыми поцелуями, судорожно вздыхал. Наконец он в изнеможении откинулся на спину рядом с Оксаной.

– Не получается! – Голос Жорика дрожал. – Чертова девка! Такая же, как все. Все они шлюхи, грязные шлюхи! Почему мне так не везет?

Послышались странные хлюпающие звуки, и Оксана с равнодушным удивлением, поняла, что Жорик плачет. Грозный Жорик, наводящий ужас на девчонок, хулиган и похабник. Олег коротко хохотнул, но мужская солидарность взяла верх.

– Не парься, Жор, какие твои годы, – попытался он утешить приятеля, – все еще получится.

– Тебе легко говорить, вон ты какой бычара. И почему дуракам всегда везет?

– Ну, ты полегче с дураком, – рассердился Олег.

Про Оксану они оба забыли. Она лежала на дощатом полу, в растерзанной и порванной одежде, заледеневшая, с запекшимися, кровоточащими губами, и не могла шевельнуться. Все же она сделала над собой зверское усилие и села. Жорик уже поднялся и немного успокоился, они с Олегом снова курили. Заметив, что Оксана двигается, Олег равнодушно бросил:

– Ладно, малыш, беги в корпус, не то хватятся. Если что не так, не серчай.

Оксана промычала что-то в ответ и встала на ноги. Ее шатало, голова кружилась. Все тело ныло и болело, как один большой синяк. Она споткнулась и едва не полетела обратно на пол.

– Пошла вон отсюда, – зло рявкнул Жорик.

Оксана метнулась к выходу. Придерживая на груди разодранный сарафан, она плелась в темноте к своему корпусу. Дико болела голова. Она еще толком не осознавала, что произошло. Ей просто хотелось дойти, наконец, до палаты, забраться в постель под одеяло, согреться. Хорошо бы принять душ, но сил на это нет. Дверь корпуса оказалась заперта. Оксана тщетно подергала ручку, села на корточки у порога и погрузилась в мрачные раздумья.

Если начать стучать, придет вожатая. Увидит ее в таком виде, поднимет крик, назавтра позвонит родителям. Оксана представила себе лицо отчима, и ее передернуло. Нет, стучать не вариант. Она распрямилась и, обойдя корпус, остановилась у окна. На ночь их часто оставляли открытыми из-за жары и духоты. Вот и сейчас створка была приоткрыта и зафиксирована специальной гребенкой. Оксана недолго думая просунула руку в крошечную щелку. Ее худенькая кисть с трудом, но пролезла внутрь, нащупала гребенку, отодвинула ее. Оксана распахнула окно и залезла в помещение. Тихо, как мышь, она пробралась по лестнице на второй этаж, прокралась к своей койке и легла. Только теперь на нее накатили отчаяние и ужас. Ее трясло сильнее прежнего, она ощущала себя вывалянной в грязи, использованной, как пустой пластиковый стаканчик. Ей хотелось заплакать, но почему-то слез не было. Только зубы дробно стучали один о другой, так, что Оксана в конце концов больно прикусила язык.