Притча - Уильям Фолкнер

Следующим местом, куда преследователи прибыли с опозданием уже на три дня, было Уиллоу-Спрингс, штат Айова, потом в Басирус, штат Огайо, а три месяца спустя с опозданием почти на две недели - в труднодоступную долину среди гор Восточного Теннесси, столь отдаленную не только от железной дороги, но и от телеграфа с телефоном, что конь участвовал в скачках и выигрывал их десять дней подряд, прежде чем преследователи узнали об этом; несомненно, белый грум там и вступил, был принят в орден масонов, потому что они впервые остановились дольше, чем надень; конь получил возможность спокойно участвовать в скачках десять дней, пока преследователи не узнали об этом, а когда преследователи покинули эту долину, то отставали от коня уже на двадцать дней, так как за две недели терпеливых расспросов по всей тридцатимильной, окруженной горами котловине они снова, как и при первом исчезновении, не смогли найти никого, кто слышал бы о трехногом коне, двух мужчинах и ребенке, тем более видел бы их.

И когда до преследователей дошли слухи, что конь находится в Центральной Алабаме, он уже исчез оттуда, снова скрылся на Западе; продвигаясь по штату Миссисипи, они отставали уже на месяц; преследуемые перебрались через реку Миссисипи в штат Арканзас и делали передышки, как птицы, не останавливаясь, хотя это меньше всего можно было назвать парением, поскольку конь хотел скакать снова с немыслимой, невероятной скоростью (и при немыслимых, невероятных ставках; по сообщениям и слухам, эти двое пожилой чернокожий служитель Бога и сквернослов белый, который, если и мог быть служителем, то лишь Владыки Тьмы, - выиграли десятки тысяч долларов); казалось, их светское турне по Америке было слишком медленным, незаметным взгляду, и лишь в эти невероятные минуты у белой ограды конь и трое состоящих при нем людей становились видимыми.

И тогда заместитель начальника федеральной полиции, официальный руководитель погони, внезапно обнаружил, что с ним что-то произошло, то же самое произойдет пять лет спустя в Париже с английским солдатом, имени которого он никогда не услышит. Он - заместитель - был поэтом, хотя и не пишущим стихов, по крайней мере пока, скорее, он был всего лишь одним из немых, осиротевших крестников Гомера, благодаря слепому случаю он появился на свет в богатой и влиятельной новоорлеанской семье и по меркам этой семьи не добился успеха в Гарварде, потом потерял два года в Оксфорде, прежде чем в семье узнали об этом и вернули его домой; отец несколько месяцев грозился сделать его начальником полиции, и он пошел с ним на компромисс, став лишь заместителем.. И однажды ночью - было это в Арканзасе, в новом, пахнущем краской номере гостиницы маленького, быстро растущего лесопромышленного городка, помолодевшего по сравнению с прошлым годом, - он осознал, что было подоплекой этого дела, отвергаемого им с самого Уэзерфорда, штат Техас, и в следующий миг он окончательно отверг его, ибо то, что оставалось, должно было быть не только решением вопроса, но и истиной, или даже не просто данной истиной, а истиной, потому что истина есть истина: ей не нужно быть чем-то еще; ей даже безразлично, действительно это так или нет; он (заместитель) взирал на нее даже не торжествующе, а униженно (негр-священник два года назад распознал ее с одного взгляда - священник, служитель Бога, заклятый и убежденный враг человеческих страстей и грехов; однако с той первой минуты он не только потворствовал краже и азартной игре, но даже пожертвовал этому делу нежные, невинные годы своего мальчика, как старый отец - своего Самуила или Авраам - Исаака), и даже не с гордостью, что в конце концов увидел истину, пусть ему потребовался на это целый год, но по крайней мере с гордостью в том, что с самого начала, как понимал теперь, он исполнял свою роль в преследовании пассивно и нехотя. И через десять минут он разбудил своего помощника, а два дня спустя в нью-йоркской конторе сказал:

- Оставьте. Вам никогда не найти его.

- То есть вам, - сказал владелец коня.

- Если угодно, - сказал заместитель. - Я подал в отставку.

- Нужно было сделать это восемь месяцев назад, когда вы пренебрегли своими обязанностями.

- Ладно, touche {Сдаюсь (фр.).}, - сказал заместитель. - Если вам от этого станет легче. Видимо, то, что я делаю сейчас, - это попытка загладить свою вину, потому что восемь месяцев назад я ни о чем не догадывался.

И предложил:

- Я знаю, сколько денег вы истратили за это время. Вы знаете, что случилось с конем. Я выпишу вам чек на эту сумму. Куплю у вас искалеченного коня. Отмените погоню.

Владелец сказал ему, во сколько обошелся конь. Сумма была почти невероятной.

- Хорошо, - сказал заместитель. - Выписать чек на эту сумму я не могу. Но я дам расписку. Даже мой отец не будет жить вечно.

Владелец нажал кнопку звонка. Вошла секретарша. Владелец кратко отдал ей распоряжение, она вышла, вернулась и положила на стол перед владельцем чек, тот подписал его и придвинул заместителю. Там была проставлена сумма, превышающая разницу между стоимостью коня и издержками на преследование по сей день. Выписан чек был на заместителя.

- Это гонорар за то, что вы найдете моего коня, вышлете из страны этого англичанина и приведете моего черномазого в наручниках, - сказал владелец.

Заместитель сложил чек пополам и разорвал его на четыре части; большой палец владельца был уже на кнопке звонка, когда заместитель аккуратно положил клочки в пепельницу; он поднялся, намереваясь уйти, но тут снова появилась секретарша.

- Выпишите другой чек, - сказал владелец, не поворачивая головы. Добавьте к этой сумме премию за поимку людей, укравших моего коня.

Но он не стал дожидаться чека и, нагнав (уже будучи в отставке) преследователей в Оклахоме, увязался за ними, как тот праздный молодой человек с деньгами - вернее, у которого были деньги, но он проиграл или растратил их - увязывался за детективами агентства "Марлборо" в их разъездах по континенту (и действительно, те, кто неделю назад были его сотрудниками, отнеслись к нему с единодушным полупрезрением, как профессионалы из "Марлборо" относились к праздному молодому человеку). Затем потянулись унылые железнодорожные станции с горками для погрузки скота и резервуарами для воды; люди в широкополых шляпах и в сапогах с высокими каблуками толпились возле объявлений, сулящих за похищенного коня такую награду, о какой даже в Америке еще не слышали, - там были репродукции газетной фотографии из Буэнос-Айреса, где человек и конь были сняты вместе, и описание обоих - лица, уже столь знакомого и узнаваемого в центральной части Соединенных Штатов (в Канаде и Мексике тоже), как лицо президента или Женщины-убийцы, но главное сумма, размер вознаграждения - черное, сжатое воплощение того золотого сна, той сверкающей и немыслимой кучи долларов, которую любой мог бы получить, лишь пошевеля языком, - эти объявления неизменно опережали их, разносили свой яд быстрее, чем продвигались они и даже чем этот метеор любви и самоотречения; должно быть, уже весь водораздел Миссисипи-Миссури-Огайо был осквернен, растлен ими; и заместитель понял, что развязка теперь близка; он думал, что человек не смог разрешить проблем своего бытия на земле, потому что не пытался обучиться - не тому, как управлять своими страстями и безрассудством - они вредили ему лишь в редкие, почти исключительные мгновенья, - а как противиться своей слепой массе и весу; он понимал, что они - тот человек, конь и двое негров, которых они волей-неволей втянули в эту неистовую, сверкающую орбиту, - обречены вовсе не потому, что страсть эфемерна ( потому-то ей и не дано иного названия, потому-то Ева и Змий, Мария и Агнец, Ахав и Кит, Андрокл и африканский дезертир Бальзака, и вся небесная зоология - Конь, Козерог, Лебедь, Телец были твердью человеческой истории, а не просто камнем его прошлого), и даже не потому, что похищение - это кража, кража - это зло, а злу не дано победить, а лишь потому, что благодаря череде нолей за символом доллара на объявлении любой человек в пределах видимости и слышимости (а увидеть и услышать об этом мог каждый между Канадой и Мексикой, Скалистыми горами и Аппалачами) ощутит почти безудержное желание донести о местопребывании коня.