Вместе или врозь - Эмили Джордж

Питер нежно провел рукой по ее лицу, смахнув с бледной щеки одинокую слезу.

— Тогда мы усыновим ребенка, — мягко сказал он.

— В теории это звучит хорошо, но в жизни… — Нэнси покачала головой. — Рано или поздно ты захочешь иметь собственного ребенка.

— Но если я усыновлю его, это будет мой ребенок.

— Это тебе сейчас так кажется, — возразила Нэнси. — А пройдет время, ты захочешь испытать восторг отцовства, то, что испытали Оливия и Джеймс, когда у них родился сын. У тебя появится ощущение, что я обманула тебя.

— Глупости! Я много думал об этом после того, как ты мне сказала, что не можешь иметь детей. Я основательно покопался в своем сердце, уж поверь. И могу совершенно ответственно заявить: я хочу, чтобы ты была моей женой. Если у меня никогда не будет детей, значит на то воля Господа. Если мы не сможем усыновить ребенка, я буду жить без него. Но я не могу жить без тебя.

— Ты просто не знаешь, о чем говоришь, — не сдавалась Нэнси. — Ты понятия не имеешь, что будешь думать об этом, скажем, лет через пять, когда вдруг осознаешь: я мог иметь полноценную семью, но из-за Нэнси…

— Да чего же ты упряма… — проворчал Питер. — Я знаю, через какие мучения тебе пришлось пройти, но ты забываешь одну простую вещь. Я не Филип. У меня с этим парнем нет ничего общего.

— Разве? Я слышала, ты расстался с Вероникой, потому что ты хотел завести детей сразу, а она не соглашалась.

— Господи, откуда ты это взяла? — изумился Питер.

— Какое это имеет значение?

— В общем-то никакого, но, строго говоря, это неправда. — Он отпустил ее и отошел в сторону. — Мы с Вероникой действительно говорили о будущем, но разговор о детях завела она. Она планировала нашу жизнь так, словно речь шла о военной операции. Постоянно твердила, что мы должны расписать нашу жизнь по крайней мере на ближайшие пять лет.

— Звучит вполне разумно. Без конкретных целей трудно построить настоящую семейную жизнь.

— Наверное. Но, как только Вероника начала говорить о нашем будущем, я осознал одну ужасную вещь.

Нэнси насторожилась.

— Какую?

— Что я не люблю Веронику, — ответил он, глядя ей прямо в глаза. — Я угодил в ее сети вскоре после смерти твоей кузины. Кончина Розмари потрясла меня, я был сам не свой. — Питер потряс головой. — Я знаю, что виноват перед Вероникой. Она прелестная женщина, умная, красивая, веселая. Она мне очень нравится, но не настолько, чтобы жениться.

— Я думала, что это она бросила тебя, — с удивлением пробормотала Нэнси.

— Я нарочно сделал так, чтобы люди в это поверили, — объяснил Питер. — Ради Вероники. Она болезненно переживала наш разрыв, чувствовала себя «обманутой», как она выразилась тогда. Вскоре она уехала в Новый Орлеан. — Питер вздохнул, вспомнив то время. — Чувствуя свою вину, я поехал за ней — убедиться, что с ней все в порядке. Я жутко переживал, что из-за меня она вынуждена была уехать от родных и друзей. Я сказал ей, что все думают, будто это она разорвала помолвку, и что так оно и останется. Но Вероника почему-то решила, что я приехал в Новый Орлеан, потому что захотел снова сойтись с ней, и ужасно разозлилась, когда мне пришлось сказать ей, что, кроме дружбы, между нами ничего быть не может.

Нэнси вспомнилось, как они сидели в уютной каминной гостиной отеля «Людовик XIV» и Питер сказал ей, что копаться в прошлом опасно, — это может оказаться очень болезненным занятием. Сейчас она понимала, что он тогда имел в виду.

— Как видишь, — продолжал Питер, — в нашем с Вероникой разрыве дети были ни при чем. Наш разговор с ней лишь помог мне увидеть наши отношения в более реальном свете. — Он помолчал. — Думаю, тот урок заставил меня понять, насколько порой легко обмануться в своих чувствах. Потому-то я и старался держаться от тебя подальше. Я не сомневался, что ты еще любишь своего бывшего мужа.

— Нет, я не люблю его, — прошептала Нэнси дрожащим голосом.

— Да, ты любишь меня. — Питер улыбнулся. — Мы с тобой поженимся, усыновим шестерых детей и заживем счастливо всем на зависть. Чтобы быть любящими родителями, необязательно самим родить ребенка. Я знаю, что говорю. Дебора была мне гораздо лучшей мамой, чем родная мать. Я даже не могу выразить словами, как люблю ее.

— О, Питер… — с легким укором проговорила Нэнси и заплакала.

— Что такое?! Что я не так сказал?! — всполошился он и нежно обнял ее.

Нэнси замотала головой и спрятала лицо на его груди.

— Я была так уверена… так твердо убеждена… пока ты не сказал, что… — невнятно бормотала она.

— Нэнси, любовь моя, я не могу разобрать ни слова из того, что ты говоришь, — терпеливо сказал Питер.

— Я говорю, что надо сказать Деборе, чтобы она озаботилась покупкой новой шляпы. Ты умница, что решил устроить свадьбу на Рождество. — Она подняла голову и с обожанием посмотрела на него. — Питер, я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя. — Он задумчиво улыбнулся. — Мне кажется, что это началось, когда я увидел тебя в первый раз в том длинном серебристом платье.

Питер поцеловал ее медленно и чувственно, и Нэнси ощутила, как ее охватывает пламя желания.

Нежные объятия влюбленных были прерваны звонким требовательным тявканьем. Они оторвались друг от друга и посмотрели на открытую дверь. На пороге, смешно склонив голову набок, сидел Мэтью и смотрел на целующихся. Щенок, очевидно, решил, что ему долго придется ждать, и поэтому заявил о себе лаем.

— Мэтью тоже любит тебя! — Питер рассмеялся.

Зазвонил телефон.

— Это Дебора. — с улыбкой сказала Нэнси. — Кто сообщит ей радостную весть — ты или я?