Мусульманская Русь - Марик Лернер

Стрельцов из Владимирских полков, не пожелавших остановить чернь, а частично и поддержавших мятеж, срочно разоружили, и идет следствие. Почти полторы тысячи человек посадили под замок и уже обнаружили заговор. Был он или нет, но показания под каленым железом непременно будут. Тут любой моментально расскажет, что было и чего не было, у хорошего ката. А палачи у каганов замечательные. Творчески совмещают западные и восточные науки. Жуть что вытворяют с обычным кнутом. Сам видел, как с пяти ударов человека убивали, рассекая тело до позвоночника. Но это на публику, а если надо, могут работать и гораздо тоньше.

Дадут все-таки полк или нет? Совсем другие деньги, да и статус изряднее. Теперь уж точно мест будет много. Сколько офицеров под топор пойдет!

А, нет… Изменникам петля положена. Мусульмане почему-то этого страшно боятся и считают позорным. Если нет, плюну на все и, как контракт кончится, уеду. Все равно ничего хорошего не ждет, а без войны еле-еле концы с концами свожу. Выдумали тоже — боевые деньги! В мирное время едва треть платят — не было такого уговора, да как приехал, так и влип. Самовольный отъезд ничем хорошим не завершится. Был тут один дурак — разобиделся, что обещанного звания не дали, и дезертировал. Поймали и четвертовали. Армия для того и существует, чтобы быть готовой к войне всегда. Вот это была война? Стреляли — значит, война. А все равно не дадут, скоты жадные.

— Господин офицер, — задыхаясь от бега, сказал Юртов, — там за вами пришли. — Он закатил глаза, изображая посланца от очень высокого начальства.

Ульрих невольно подтянулся и быстро проверил свой внешний вид. Офицер должен смотреться браво и гордо. Неужели полк дадут? — подумал с замиранием сердца.

Его вел по бесконечным коридорам рында — еще одно дурацкое местное совершенно непереводимое слово. «Телохранитель» или «оруженосец» звучит проще и понятнее, но у русских была масса странных традиций, и на недоумение они делали значительное лицо и говорили про старину.

Рынды охраняли исключительно семью Кагана, и набирали в эту группу юношей из знатнейших фамилий, физически сильных и красивых на вид. А вот пользы от них не было никакой. Вся их работа заключалась в стоянии неподвижно во время дворцовых церемоний, с разукрашенными и совершенно непригодными для боя бердышами. Буде какому послу взбрело бы в голову напасть на Государя, они бы ничем не смогли помешать. Еще во время выездов они торжественно несли за Каганом его оружие. Очень важное занятие. Зато одним своим видом они били наповал любого. Кафтан белого цвета, из лучшего бархата, атласа и сукна с горностаевой опушкой, и белые сафьяновые сапоги на ногах. На стоимость этого великолепия целая семья могла бы прожить безбедно год, сытно питаясь, но без восточной роскоши здесь, в царских палатах, вообще себе ничего представить нельзя. Богато разукрашенные стены и потолки, замечательные персидские ковры, и кушал Каган с приближенными не иначе как с драгоценной посуды, сделанной из серебра и отделанной драгоценными каменьями. Ничего удивительного, на то огромное количество пушнины, поступающей из таинственной и холодной Сибири, куда Ульрих совершенно не желал попадать, целые Приказы, сиречь министерства, содержались. Рындам зато ничего не платили. Им положено было и так быть счастливыми — от близости к власти, да и родственники у них были небедные, могли подкинуть деньжат.

Проводник остановился у очередной неприметной двери, значительно посмотрел на Ульриха и постучал. Получив разрешение, он распахнул с натугой тяжеленную створку и пропустил замирающего в предвкушении Ульриха внутрь.

Капитан шагнул вперед и поспешно опустился на колено, кланяясь. В душе у него играла марш музыка и гремели фанфары. На такую удачу он не рассчитывал. В небольшом и, без сомнения, рабочем кабинете, где письменный стол был завален бумагами, находился один Каган. Он сидел в простом кафтане и с усмешкой смотрел на Ульриха. Сейчас, вблизи, он уже не смотрелся беспомощным мальчиком. Четырнадцатый год — не шутка, пора уже думать о женитьбе, а сам Ульрих был ненамного старше, когда впервые понюхал пороху. Лицо у Багатура было усталым, и под глазами залегли тени.

— Встань, — сказал Каган ломающимся баском, — и садись. — Он кивнул на стул перед собой.

Что Ульриха всегда радовало — так это отсутствие на Руси привычки сидеть поджав под себя ноги. Привыкнуть можно к чему угодно, но ведь неудобно! Хотя по секрету ему рассказывали, что в женских половинах в боярских домах живут именно так. Сидя на коврах и подушках. Гостей туда не пускают. В обычных домах, где ему приходилось бывать, это не принято, но бояре ведут себя по-другому. Своих жен наружу очень редко выпускают, разве что на молитву либо к родственникам, и то под охраной и с прикрытыми лицами. Простые бабы обходятся обычным платком, закрывающим волосы, и вполне себе работают. Оно и понятно: кто ж на огороде или на кухне трудиться будет, если слуг нема? Бывалоча, наклонится такая, и все прекрасно видно. Он невольно вспомнил вдовушку, к которой регулярно заглядывал потешить мужские желания, и поспешно тряхнул головой, отгоняя несвоевременные мысли. Удача бежала в руки, и надо показаться Государю. А то ведь можно высоко взлететь, а можно и низко упасть.

— Как тебе легче говорить, — неожиданно спросил Каган, — на немецком или голландском языке?

— Я вполне способен понимать русский, — моргнув от неожиданности, гордо заявил Ульрих.

— Понимать понимаешь, а вот можешь ли свободно высказывать мысли? Я, — пояснил он, — хороших учителей имел. Арифметика, геометрия, история, логика, теология. Арабский знаю и книги древние и современные читал. На Руси неграмотных нет, но большинство не задумывается, что учит. Мне так нельзя. Благо государства зависит от решений Кагана, и ошибаться нельзя, а значит, и знать необходимо много. Ты храбр и умен, много повидал. Не всегда книжные мудрости соответствуют практике, да и нельзя научиться без практики. Вот видел ты там, — он неопределенно махнул рукой, — и здесь людей ратных. Что необходимо сделать в первую очередь для пользы страны? Советников своих, — с изрядным сарказмом в голосе пояснил он, — я уже слушал неоднократно. А ты опытен в делах воинских и совсем по-другому видишь.

Ульрих в душе ощутимо обрадовался — книг он отроду не читал, за исключением военных руководств, и очень сомневался, что сможет поддержать культурный разговор. На русском или немецком — роли не играло. Вот военное дело — совсем наоборот. Об этом он мог говорить много и долго. Было что рассказать и с чем сравнить. Да и бесконечные разговоры с Куликовым и его молодыми приятелями, а также осторожные расспросы иностранцев давали любопытную картину. Уж точно повторять устаревших сведений не станет. Только стоит ли говорить все или поберечься? А, ловить надо удачу. Парню скоро пятнадцать, пора жениться. Совсем взрослый уже, и от его милости многое зависит.

— Основа твоей армии, Государь, поместная система, — заговорил он, выкладывая много раз обдуманное. — Уж извини меня, неразумного, если скажу неприятное. — Каган поощряющее кивнул. — Считается, что земли ты даешь за службу во временное владение, а взамен князья да бояре обязаны выставить определенное количество ратников. Давно это уже не так. Земля передается по наследству от отца к сыновьям, и ты только подтверждаешь прежние условия. Мне говорили, что в старые времена это было правильно и хорошо. Владельцы поместий вынуждены были постоянно опасаться прихода врагов из степи и неплохо готовили своих воинов. В одиночку все равно не отбиться, вот и старались поддерживать… э… воинскую форму. Теперь не так. Власть твоя распространяется далеко на юг, до самого Кавказа и в Сибирь. Крым послушно водит полки по твоему слову.