Золотой автомобиль - Енэ Рейтэ

– А откуда знали заранее, что цепь должна оборваться?

– Устроить этот фокус было проще всего. Во время плаванья складской сторож поместил под сиденья полтонны груза. И вес машины на триста килограммов превысил подъемную мощность крана. Ясно, цепь оборвалась.

– Великая мысль! И тут вклинился этот негодяй!

– Что он, титан всемогущий, этот Горчев?! – воскликнул Железная Нога. Компания тем временем оказалась на главной площади перед крепостью. В Оране, куда бы ни пошел, непременно попадешь на эту площадь. Туман рассеялся, дождик перестал.

Другич, кстати говоря, как и многие замкнутые, малообщительные люди, любил вкусно поесть: одинокая радость вкушения пищи отвечала его натуре.

– Куда этот Червонец делся? – поинтересовался Рыбец.

– Может, снова подался в этот чертов легион? Тут возле них остановился огромный грузовик, напоминающий фургон для перевозки мебели.

– Слушайте меня внимательно, долго толковать некогда. Через час отъезжаем этим фургоном, только дождемся Лингстрема.

– Мы что, переквалифицируемся в транспортных рабочих?

– Заткнись! Золотой автомобиль в конце концов достанется нам. Этот фургон будет посерьезней нашего предыдущего плана… И Горчева туда засунем, помяните мое слово.

– Что это за фургон?

– Потом поймешь. А теперь нам нужна еще машина, потому что прибыли Лингстрем с Портнифом и метисом. Вы ждите здесь.

Маэстро спрыгнул с подножки грузовика, остановил свободное такси и укатил.

– Ты чего-нибудь понял? – спросил Железная Нога.

– Кумекать – это его специальность, – проворчал Приватный Алекс. – Ума у него на десятерых. Другич нюхал крупный ананас.

– Что это за фургон? – недоумевал Рыбец. Однако, прежде чем они пришли к удовлетворительному ответу, раздался удивленный возглас…

– Это он! Чума меня возьми, это он!

Горчев, после того как оставил «альфа-ромео» у виллы Лабу, поспешил обратно в крепость, взволнованно прикидывая всевозможные варианты положения господина Ванека, покинутого в средневековом подземелье. Вдруг он увидел, что его обступили со всех сторон. Приватный Алекс, Железная Нога, горбатый Рыбец и молчаливый, нюхающий ананас Другич.

– Эй, Червонец! Что это за новости?

Горчев нерешительно отступил на шаг. Господи ты боже мой, теперь они его не отпустят, а там, в подземелье легкомысленной султанши, сидит господин Ванек в неглиже.

– Ты что, сопляк, с ума спятил?

– Прошу, отпустите меня ради бога. Я…

Ради господина Ванека он даже готов был пустить в ход кулаки.

Молчаливый Другич отстранил тропический фрукт от своего носа и ударил Горчева по голове, дабы избежать дальнейшей дискуссии. Тот потерял сознание.

Очнулся Горчев в мощном грузовом фургоне, который ехал с большой скоростью. Он лежал на спине, и кто-то чихал ему прямо в лицо: над ним склонился лев, настроенный, по-видимому, дружески. Поначалу Горчев не очень испугался, но ужас объял его, когда он увидел на львиной клетке деревянную табличку. На ней значилось:

АЛАДАР ВЕНДРИНЕР АРТИСТ И ХИЩНЫЙ ЗВЕРЬ.

КОРМИТЬ, СОВАТЬ В КЛЕТКУ РУКУ ИЛИ ПУГАТЬ ЛЬВА ЛЮБЫМ СПОСОБОМ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ!

Горчев закрыл глаза в надежде на пробуждение. Тогда зверь по имени Аладар Вендринер чихнул еще раз. Горчев попытался сесть. Посидеть ему удалось всего лишь секунду: от увиденного зрелища он тут же опрокинулся навзничь, как будто Другич, верный старой привычке, чем-то ошарашил его по голове.

Господин Ванек из-за своего короткого пребывания в подземелье султанши не предстал, однако, перед военным судом, а по-прежнему, в силу этого и других недоразумений, жил под арестом. Его будущее было так хорошо обеспечено, что он однажды сказал:

– Если бы арест передавался по наследству, мои правнуки долго бы еще отсиживали за мои грехи.

Господин Ванек, как все добропорядочные обыватели, утратившие привычный жизненный шаблон, сильно переменился в радикально измененной среде. Вскоре он, подобно одноглазому Мегару, опустился, зарос грязью и перестал за собой следить.

По поводу злосчастного замечания о погоде Мегар продолжал его иногда поколачивать, но господин Ванек к этому привык; равно как и ко многому другому, только не мог уловить связь этих загадочных явлений с ежедневным распорядком колониальной армии.

Впрочем, турок Мегар тоже постоянно сидел под арестом, потому как беспрерывно пил и прекращал это занятие, лишь когда сваливался без памяти.

Вот и в данный момент они снова были в отсидке, и господин Ванек уже готовился лечь спать на каменный пол, грязный и непотребный от дикого количества насекомых. После ужина Мегар поколотил его, и теперь они собирались на покой. Тут неожиданно объявился господин Вюрфли:

– Сегодня вечером с вами случится кое-что приятное, – шепнул он через дверь. – Я замолвил за вас словечко перед денщиком полковника. По-моему, мне удалось вам помочь.

– Послушайте, господин помешанный, – горько вздохнул господин Ванек. – Мало мне своих страданий, а теперь еще и ваша помощь!..

Загадочный учитель танцев исчез без долгих слов, и господин Ванек смежил наконец истомленные веки.

Через час он проснулся – его трясли за руку. Перед ним стоял начальник караула:

– Вставайте! Вас требуют к господину полковнику.

– Но простите. Что я такого натворил во сне? – защищался испуганный Ванек. – Я лежал по стойке «смирно» и спал сном праведника.

Отговорки не помогли. Его отвели на частную квартиру полковника, где в тот вечер собралось общество. Испуганный и поначалу ослепленный ярким светом Ванек, щурясь, разглядывал элегантно одетых гостей.

– Сегодня вечером мне нужен специалист. Моему денщику сказали, что вы справитесь, – дружески обратился к нему полковник.

Господин Ванек похолодел:

– Простите, я конечно очень польщен…

– Тогда все в порядке, – улыбнулся полковник. – Вы будете для нас музицировать.

Господин Ванек зашатался, словно его толкнули в грудь.

– Я знаю, что вы художник, и я, к вашему сведению, тоже причастен к искусству. Я поэт.

– Поздравляю, – пролепетал несчастный Ванек.

– И что вы скажете?

– Простите, я так устал от ареста и телесные упражнений турецкого гимнаста, что вряд ли смогу водить смычком.

– Вы и на скрипке играете?

Горькие слезы покатились по щекам господина Ванека, и он ответил: – Разумеется. Все что угодно. Могу играть на скрипке, рисовать, знаю названия зверей, вообще я очень разносторонний солдат.

Общество смущенно обозревало плачущего. Некий седой офицер решил, что не уронит своего достоинства, если предложит стул измученному, плачущему, на редкость неряшливому воину: