Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства - Патриция Мойес

– О, послушайте, миссис Бакфаст… – начал было Генри, но та не дала договорить.

– Вы его не знали, – лаконично сказала она. – А я знала.

– Значит, вы испытали облегчение, когда он был убит?

– Я была в восторге, – подтвердила миссис Бакфаст, – и с удовольствием поздравила бы того, кто это сделал, кем бы он ни был. Ведь он убрал с дороги Хозера и дал мне возможность рассказать все офицеру английской полиции, а не кучке галдящих итальянцев.

Она бросила испепеляющий взгляд на Спецци.

– Видите ли, я решительно настроилась первым делом сегодня утром идти в полицию – это представлялось мне предпочтительней, чем быть убитой, хотя, должна признаться, приходилось выбирать из двух зол.

Миссис Бакфаст помолчала.

– Ну вот и все. Этот неуравновешенный тип собирается меня арестовать?

Генри не смог сдержать улыбку.

– Не думаю, что есть такая необходимость, миссис Бакфаст, – ответил он. – Властям, конечно, придется решить, какие меры предпринять, но, учитывая то, что вы пришли к нам добровольно и дали столь ценную информацию…

Миссис Бакфаст одобрительно кивнула.

– Я чувствовала, что вы как англичанин отнесетесь к этому разумно, – великодушно изрекла она.

– Разумеется, нам потребуется от вас подробное официальное заявление, включая любую информацию, какой вы располагаете, о лондонских партнерах Хозера.

– С удовольствием, мистер Тиббет. Когда пожелаете. Однако в настоящий момент мне действительно нужно пойти и объяснить все мужу. Боюсь, у Артура могут возникнуть всякие глупые мысли на этот счет. Впрочем, чего еще от него ожидать? Я принесу вам остальные пакетики перед обедом.

Договорив, она с достоинством поднялась и вышла за дверь. Генри даже не пытался остановить ее, просто сказал вслед:

– Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что все, только что вами изложенное, представляет собой самый вероятный из возможных мотивов убийства Хозера и делает вас главной подозреваемой.

Розамунда Бакфаст задержалась в дверях и произнесла:

– Естественно, я понимаю это, но мы ведь уже решили, что подобное невероятно, не так ли?

И вышла в холл, аккуратно закрыв за собой дверь.

Следующий день выдался безоблачным, солнечным, и перспектива приятного катания на лыжах всем подняла настроение. На первый взгляд, жизнь возвращалась к своему нормальному беззаботному течению, хотя ученики класса для начинающих нашли Пьетро не таким веселым, как обычно. Инструктор выглядел удрученным, озабоченным и наотрез отказался обсуждать убийство – лишь коротко заметил, что вся деревня восприняла проишествие как страшное несчастье.

– Полагаю, старина, вы отдаете себе отчет в том, что имеете дело с целым классом подозреваемых. Так что будьте осмотрительны.

Теперь, когда бремя предстоящего допроса осталось позади, к Джимми вернулось его непобедимое благодушие.

Пьетро хмуро посмотрел на него.

– Если бы я думал, что убийца Фрица Хозера находится среди моих учеников… – начал он, но передумал и, не закончив фразу, исполнил блестящий поворот прыжком без опоры на палки.

– Ладно. Сегодня начнем с чего-нибудь простенького: с поворота упором на скоростном спуске. За мной!

Генри отпросился с занятий и провел час, закрывшись в комнате со Спецци, после чего на подъемнике спустился в деревню, где сел в автобус до Монтелунги. В почтовом отделении, как он и надеялся, его ждала длинная телеграмма из Лондона. Тиббет внимательнейшим образом изучил ее, сидя за чашкой кофе в солнечной траттории, и, сделав кое-какие заметки в своем ежедневнике, поднес к телеграмме зажженную спичку. Когда послание сгорело, он тщательно размешал пепел, пока тот не превратился в порошок. В Санта-Кьяру Генри вернулся уже после полудня.

Его следующим объектом был магазин розничных товаров синьоры Веспи. Он купил новый запас американских сигарет и как бы невзначай заметил по-итальянски:

– Плохое дело – это убийство на подъемнике.

– Ужасное, синьор, ужасное. – Синьора Веспи издала несколько сейсмической мощности вздохов. – Мой бедный муж в отчаянии. Вы же знаете, что это он помогал бедному Фрицу сесть в подъемник. Полиция весь вчерашний день допрашивала его, а мой Марио невинен, как новорожденное дитя. Разве это справедливо?

Генри согласился, что это ужасно, и добавил:

– Вы знали герра Хозера лично?

Синьора Веспи энергично закивала.

– Ну конечно. Он родился здесь, в деревне. Я помню его еще мальчиком…

Тиббет переждал поток воспоминаний о юном Хозере, его незаурядных способностях, невероятной развитости еще в детстве и последующем совершенно заслуженном успехе в жизни.

– Такой добрый, такой великодушный человек… такой вежливый и чуткий…

Из всех, с кем Генри успел поговорить до сих пор, похоже, только Роза Веспи искренне горевала о нем.

– Да… трагическим выдался нынешний год для вашей семьи, – сказал он. – Сначала ваш сын…

– О Джулио! Бедный мой Джулио… он был помешан на лыжах, как все Веспи. Что может поделать женщина с такими мужчинами, синьор? Когда Марио так серьезно покалечился, я сказала ему в больнице… – Она отлучилась, чтобы продать две красочные открытки и плитку шоколада коренастому немцу в лиловых форлагерах, и продолжила, как будто и не прерывалась: – «Марио, – сказала я ему, – я рада, что это случилось… да, рада. Потому что иначе ты бы погубил себя – точно как твой отец». И он бы на самом деле погубил себя. Все Веспи одинаковы. Мой Джулио был лучшим лыжником во всей долине, но совершенно безрассудным… не знал страха…

– Джулио, наверное, был дружен с Хозером – с дальним прицелом заметил Генри.

– Мы все были с ним дружны. – Синьора Веспи снова вздохнула. – Когда вспоминаю, как он бывало приходил и делил с нами нашу скромную трапезу, притом что был богат и знаменит… И почему только…

Внимание хозяйки снова отвлек покупатель – на сей раз элегантная молодая француженка, которой были нужны солнечные очки. Правда, синьоре Веспи не удалось ей ничего продать: то, что она предложила покупательнице, было тою отметено как безнадежно лишенное шика. Не успела дверь закрыться за француженкой, как синьора Веспи продолжила:

– Дорогой бедный Фриц. Сколько раз он мне говорил: «Роза, вы должны гордиться своими сыновьями. Они остались в долине, но они умнее меня». Это, конечно, было неправдой, но мне были так приятны его слова. И, конечно же, Джулио действительно был умен, очень умен. Вы знали моего Джулио, синьор?

– Увы, нет, – ответил Генри. – И очень об этом сожалею. Я столько наслышан о нем.

– О, вы molto simpatico[25]. Хотите посмотреть фотографию Джулио? Пойдемте, я вам покажу. Мария!