Записки из модного дома - Лана Капризная

— Нет, — печально ответила я. — Девушка останется здесь, как и я.

— Лошадка смирная, — успокоил конюх, — Григорий Лексеич сам выбрал кобылу.

— Хорошо бы Григорий Лексеич, — кто бы это ни был, — и девушку выбрал.

Обреченно, хотя и с решимостью на лице, я зашагала к конюшне, из которой как раз выводили разрекламированную кобылу. Модель испуганно косилась на нее. Кобыла в ответ испуганно покосилась на модель.

— Не бойся, милая, — сказал выводящий лошадь второй конюх.

Интересно, это он моделе или кобыле?

— Ставь ее вон к тому заборчику, — раздался с крыши голос Володи.

Раскомандовался в безопасности!

— Так, — начала я, — знакомьтесь, это Катя, а это… — Я вопросительно посмотрела на второго конюха.

— Изящная, — подсказал тот, с интересом наблюдая за моими действиями.

— Очень приятно, Лана. Катя — это Изящная. Изящная — это Катя. Надеюсь, вы подружитесь. Хотя бы на ближайшие три часа.

— Кобыла смирная, — с улыбкой сказал конюх.

— Да, мне ваш коллега уже говорил. Надеюсь, лошадь тоже в курсе.

Конюх засмеялся.

— Девушка, а вы верхом ездите? — спросил он.

— Нет! — испуганно воскликнули мы с Катей. — И в этом вся проблема, — добавила я. — В Москве, знаете ли, сложно найти модель, которая ездит верхом. Если, конечно, она не подцепила какого-нибудь олигарха с личной конюшней.

— Они тоже не умеют, — снова засмеялся конюх, — хотя и стараются изо всех сил, хотя бы потому, что потратились на амуницию от Hermes.

— Ну что же, нет в жизни счастья, — резюмировала я. — Подсадите? — кивнула я на модель.

— С удовольствием, — снова улыбнулся конюх. Весельчак!

Общими усилиями Катю взгромоздили в седло (Hermes, кстати). Изящная сделала недовольное лицо, но пока оправдывала свои лестные эпитеты.

Володя приплясывал на крыше от нетерпения и, размахивая руками, как ветряная мельница, указывал на точку съемки. Я в свою очередь вручила Кате стек, ободряюще улыбнулась Изящной (с меня кусочек сахара за примерное поведение!).

Через три с половиной часа я скормила Изящной весь запас сахара, которым меня снабдил веселый конюх, посадила голос от постоянных перекличек с Володей и прикрикиваний на модель, а по маршруту манеж — конюшня — манеж пробежалась раз пятьдесят.

Я в изнеможении рухнула на тюк сена.

— Вот постоянно такая байда! — устало сказала я, вытягивая ноги в заляпанных красноземом резиновых сапогах.

— И часто вы фотографируете лошадей? — спросил веселый конюх, присаживаясь рядом.

— Да все чаще и чаще. С недавних пор верховая езда стала популярным развлечением.

— Общение с лошадью — отличная терапия для оторванных от природы горожан. А верховая езда — прекрасное физическое упражнение, при котором работают все группы мышц. И определенный вызов: здесь, как в сексе, не пришлешь кого-то вместо себя, нужно показать, на что сам способен.

Я покосилась на конюха с искренним любопытством: да неужели?

— Вообще-то, я имела в виду, что верховая езда вошла в моду. Ведь трудно представить что-то более светское и аристократическое. В понимании олигархов, разумеется.

— Русские люди любят литературные сюжеты, — задумчиво произнес конюх, обводя взглядом окрестности. — Многим просто не хватает собственной истории — фамильного замка, конюшен с рысаками, поэтому они столь чувствительны к чужой.

— А вы? — Он все больше меня озадачивал.

— В моем фамильном замке уже восемьдесят лет как музей.

— Что?! — Я чуть не выпрыгнула из сапог от изумления. Осмотрела конюха: большой сильный мужчина, в бриджах и сапогах для верховой езды. В общем, на вид он мало чем отличался от прочих конюхов. Но меня вдруг что-то зацепило. И как же я сразу не заметила! А еще горжусь своим цепким взглядом. Этот большой красивый человек поразил меня своим благородством. Так подчеркнуто уважительно со всеми, вне зависимости от рангов и титулов, ведут себя только особы голубых кровей. А уж я на них насмотрелась!

— Я не представился. Григорий Алексеевич Закревский.

Я совершенно по-крестьянски вытаращила глаза:

— ГРАФ Закревский?!

— Да, — улыбнулся он.

— Так это ваша вотчина? — Широким жестом я обвела конюшни, манежи, административные здания, лошадей, конюхов и тюки сена.

— Последние семнадцать месяцев, — уточнил граф.

— А под музеем вы имеете в виду Зимний дворец, как я понимаю? — в ответ уточнила я.

— Я пошутил. Где родились первые Закревские, никто не знает. Возможно, в старом Зимнем дворце, возможно, в Петергофе, а скорее всего — в Москве. Елисавет Петровна любила старую столицу. Мне так приятнее думать, я сам люблю Москву и среднюю полосу России, — Закревский потянулся и с удовольствием оглядел окрестности.

Я смотрела на него во все глаза. Если честно, я впервые видела живого потомка Романовых, да еще и настоящего — пра-пра-пра… чего-то там дщери Петровой. Я уточняю: европейские наследные принцы мотаются к нам на каждую мало-мальски приличную вечеринку. Ульяна, кстати, уже близко познакомилась со всеми. Но это я отвлеклась. Живой граф спросил:

— А вы?..

— Я тоже москвичка.

— Модная москвичка? — улыбнулся он.

— Я готова жить и умереть за моду, — с пафосом произнесла я и уже обычным голосом добавила: — Профессиональная шутка.

— Ну, для чего-то надо жить и умирать, — согласился он. — Я могу надеяться, что следующую фотосъемку вы проведете у меня?

— Вам нужна реклама? — чуть высокомерно спросила я.

— Реклама никогда не помешает. Но я имел в виду другое — веселое это дело, съемки, — он снова улыбнулся, — а то все лошади, лошади… Я был бы не прочь еще раз поучаствовать.

— Почему бы нет? — Я прикинула, когда еще, учитывая нежданно-негаданно свалившийся на нас гранж, снова понадобятся лошади.

Григорий Алексеевич протянул мне визитку, за своей мне пришлось тащиться в административное здание, где я оставила сумку.

Конюхи провожали нас, приговаривая: «Приезжайте еще!» Видимо, не один хозяин развлекся за наш счет.

Уже в микроавтобусе Володи я обернулась к съемочной группе:

— А вы знаете, что Григорий Лексеич — это граф Закревский?!

— А ты чего, не знала? — удивился Володя. — Вся Москва на ушах стояла, когда он эмигрировал к нам. Реальный царский отпрыск и без немецких примесей.

— Что, настоящий граф? — оживилась модель Катя, выворачивая шею и жадно всматриваясь в удаляющиеся конюшни.

— Настоящий, — ухмыльнулся Володя, — и неженатый.