Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости - Валерий Белоусов
Шрифт:
Интервал:
А вот и другой случай — лейтенант, из начсостава запаса, мобилизованный в январе 1941-го… Свои же солдаты его и привели — кричал, что воевать бессмысленно, немец все одно победит, и лучше покончить жизнь самоубийством, чем служить в РККА…[54]
Тут же рядышком, под деревьями, сняв сапоги, отдыхает тройка военюристов (утомились, так как пришли пешком из самого Кобрина). Не обуваясь, военный трибунал постановил: просьбу потенциального суицидника удовлетворить.
Через десять минут бойцы комендантского взвода уже копали неглубокую могилку. Это — война, знаете ли, а не дискуссионный клуб. Никто ничего никому доказывать не будет. Времени для этого совсем нет.
22 июня 1941 года. 11 часов 13 минут.
Тересполь. Штаб 45-й пехотной дивизии
Посмотрев, не щурясь, на яркое летнее солнце, генерал-лейтенант Фриц Шлипер с досадой произнес:
— Ну разумеется, майне херрен, меня никто и не послушал. Нынешние, из партийных (это слово он выговорил, как грязное ругательство), считают, что опыт Великой войны — это ничто… А мы, старики,[55]этот опыт зарабатывали потом и кровью… Причем СВОИМ потом и СВОЕЙ кровью, прошу Вас это отметить…
Шлипер прокашлялся, вытер белым платочком капельки слюны, выступившей в уголках губ (память о газовой атаке англичан на реке Ипр), и неторопливо продолжил:
— И что мы имеем в сухом остатке? Мы занимаем на сей час те же позиции, что и перед началом операции, продвижение минимальное… А вот таких потерь моя дивизия не знала с… Да практически никогда не знала!
Фон Меллентин, без обычной своей подленькой генштабовской улыбки, просто и буднично, не кривляясь (ведь сейчас он говорит со СВОИМ), проникновенно спросил, чуть понизив голос:
— Герр генерал, что Вы намереваетесь делать?
— Воевать я буду! — Шлипер только плечами пожал. — Вот что. Схватив русского медведя за уши, потом отпускать его — это сущее безумие. Господи, спаси и помилуй Германию.
Генерал поморщился, как от нестерпимой зубной боли, потряс головой… Но быстро справился с приступом острой душевной тоски. Профессионал. Der gegenwartige Militar.
— Так, майне херрен. Смотрим на карту. Где же наш гениальный командующий собирается учинять новую переправу?
Фон Меллентин, показывая своим знаменитым серебряным карандашиком:
— Вот здесь, двенадцать километров севернее крепости, у Вука, имея задачей обойти русский укрепленный район через Высокое, Видомлю и Каменец, потом выйти на Пружаны, затем поворотом направо — оседлать Варшавское шоссе у Березы Картусской…
— Правильно, нормальные герои всегда идут в обход![56]— одобрил место переправы Шлипер. — А Ваш замечательный партай-полководец учел некоторые особенности местной топографии? А именно то, что прибрежный район весьма заболочен, что дорога на Высокое и далее к Пружанам представляет собой узкую грунтовку в отличие от шоссе Брест — Кобрин — Минск?
Меллентин молча, обреченно кивнул головой.
— Учел, значит. Молодец. Wunderbar! Я им, нашим der Tolpel-ем, как-то теперь даже и горжусь… Такой, знаете ли — Der konsequente punktliche Idiot! Ну, за неимением гербовой бумаги — у нас и рак рыба… Да что там, с этими партийными — и сам поневоле раком встанешь. А мне, следовательно, нужно чем-то срочно занять русских, чтобы они ему победно маршировать не мешали…[57]
22 июня 1941 года. 11 часов 15 минут.
Лес около Кобрина. Штаб 4-й армии
У крыла «разъездного» У-2 стоят Богданов и Фрумкин. Богданов осунулся, погрустнел.
— Не хочется, ох как же не хочется мне улетать… Но Москва срочно требует от меня прибыть в Обузу Лесную, взять под командование охрану тыла всего Запфронта. Надо лететь… — Богданов вздохнул. — Знаешь что, Фрумкин, кажется мне, что это никакой не инцидент. Это Большая Война. Встретили мы ее достойно, а вот что дальше будет? Ох, как же мне не хочется отсюда улетать… Тяжело у меня на душе… А тяжелее всего мне осознавать, что мои пограничники теперь переходят под командование этих, дважды ак-к-кадемиков….
22 июня 1941 года. 11 часов 20 минут.
Район Крепости
Похожая на огромный мусорный бак, вставший на гусеницы, 60-см мортира по имени «Один» изрыгнула вспышку огня и облако едкого дыма. Спустя несколько минут над Цитаделью встало грибообразное облако разрыва. Невдалеке не выстрелила, а именно ПРОИЗВЕЛА выстрел вторая мортира — по имени «Тор». От чудовищного удара в Цитадели обрушилась левая полубашня у Тереспольских ворот…
22 июня 1941 года. 11 часов 45 минут.
Штаб 28-го стрелкового корпуса, роща вблизи станции Жабинка
— Вы представляете, коллега, этот истеричный паникер Гаврилов мне сейчас доложил, что их так называемую крепость обстреливают орудия калибром 600 миллиметров! — со смехом сказал Сандалову начальник штаба корпуса полковник Чернецов. — Каков анекдотец, а? Забавно! Вы не находите?
Сандалов, авторитетно прихлебывая из граненого стакана в серебряном подстаканнике свежезаваренный ординарцем чаек с кусочком лимона, ответил в тон собеседнику:
— Да, уж! Уж эти мне гарнизонные знатоки зарубежной военной техники… Начитаются на свою слабую голову «мурзилок»! Я вот в двух академиях обучался, и никогда о таких калибрах не слыхивал… Таких орудий нигде в мире нет и быть не может! Полный бред это, коллега, флейм по-научному!
И Сандалов со вкусом потянулся на раскладном алюминиевом креслице с брезентовой зеленой спинкой…[58]
22 июня 1941 года. 11 часов 48 минут.
Цитадель. Оборонительная казарма. Район Холмских ворот
Раз за разом на Крепость обрушивались удары чудовищного молота. Это называется: огонь на разрушение.
Снаряды «карлов», которые можно было увидеть в полете, сначала поднимались круто вверх, на долю секунды застывали на вершине баллистической кривой, а потом безжалостно обрушивались вниз, вздымая тучи красной кирпичной пыли, песка и обломков. Построенные в прошлом веке, казематы старой Крепости не могли им противостоять…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!