Понаехавшая - Наринэ Абгарян

— Чего купить?

— Да купи ему вина!

Марина сбегала в магазин, взяла самого дорогого вина. Прибежала показывать Макаровне.

— Такое пойдет?

— Это что? Тебе ж сказали вина, а ты что купила??

— Вино!

— Да этим мы запиваем! Воодка у нас вином называется, ВООДКАА!!!

«Шелковый» оказался лечебно-оздоровительным профилакторием. Три сезона там отдыхали взрослые, а летом — дети. Марина проработала до глухой осени. Днем помогала на кухне, а ночью ходила по периметру сторожевой будки — караулила Борькин сон.

Как-то приехали в санаторий братки с бритыми затылками и полной машиной проституток, потребовали пустить в сауну. От ужаса, что сын может проснуться и увидеть такое количество полуголых баб, Марина воспарила духом, выхватила из-под кровати кочергу и пошла скандалом на три густо затонированных джипа.

Джипы стушевались, отъехали на безопасное расстояние, долго ругались в мобильные телефоны. Через двадцать минут приехал всполошенный директор Вадим Михайлович, покрутил Маринке пальцем у виска, впустил братков.

— Ты совсем с ума сошла? Они же нас «крышуют»!

Марина решила, что братки сначала помоются, потом ее убьют, перекрестилась и стала ждать. Но «крыша» уезжала довольная, притормозила возле сторожевой будки, вручила сто долларов.

— За бдительную службу!

Пока она ходила поднимать шлагбаум, проститутки из второго джипа демонстрировали выглядывающему в окно пятилетнему Борьке свои голые груди.

Марина пропустила машины, дернула вниз шлагбаум, вернулась к сыну. Застала в распахнутом окне его вспотевшее осоловелое лицо. Встала руки в боки:

— Нашел на кого смотреть. Весь в отца!

Борька виновато засопел в ответ.

Марина хмыкнула, плюнула вслед укатившим проституткам и уволилась на следующий день.

В обменнике она проработала недолго, месяца два. Уходила с неохотой — успела привязаться к девочкам. На прощальный банкет напекла хачапури, наготовила пхали и сациви.

Смешно рассказывала, как однажды двоюродная сестра Нонка чуть не купила целую коробку свечей в форме… восставших фаллосов. В Грузии тогда шла тяжелая гражданская война, электричество подавали в лучшем случае два часа в сутки, свечи стоили каких-то безумных денег. Вот и помогали родственникам, как могли. Шла Нонка как-то по темному переходу, видит — продаются свечи. По каким-то смешным ценам. Кинулась покупать, хорошо, что развернула одну упаковку.

— Как представлю лицо дяди Ираклия с парафиновым членом в руках, аж дурно делается, — хохотала Марина, забавно пародируя выражение лица дяди Ираклия.

Рецепт Наташиного семейного счастья

Добытчицу Наташу всю жизнь обожали мужчины. Бесконечно млели, рвались носить на руках. Наташа царственно почивала на лаврах, созданных ее бесспорной пышногрудой сексуальностью. Нагнетала умеючи — подводила сурьмой глаза, красила ресницы синей тушью. Складывала губы бантиком, колыхалась грудью в кружевные выреза.

Мужчины укладывались штабелями, расплывались улыбками, стремительно глупели лицом. Количество жертв исчислялось сотнями, если не тысячами.

Наташа флиртовала, рассыпалась кругом воздушными поцелуями. Искрилась и переливалась. В анамнезе имела два бывших мужа и три бывших свекра. Почему три свекра, потому что первый Наташин муж был гражданским, за что ласково назывался недомужем. А назвать недосвекром профессора МГУ не поворачивался язык. Так и получалось, что при двух бывших мужьях Наташа щеголяла тремя бывшими свекрами.

Свекры Наташу особенно обожали. Заваливали подарками на любые праздники — будь то годовщина Октябрьской революции или День пограничника. Наташа охотно отвечала им взаимностью. Посредством рукоделия. Связала каждому по теплому свитеру с высоким воротом. По жилету связала, с ромбами вдоль и дырочками поперек. По длинному полосатому шарфу связала, по лыжной шапочке. Подумывала связать еще и по жакету, но тут взбунтовался действующий муж Виталий.

Виталий строго потребовал, чтобы из купленной на его трудовые мозоли пряжи Наташа вязала только ему. Или сыну. В крайнем случае — догу Марсу. После дога можно теще. Но больше никому.

Наташа Виталию «после дога можно теще» не простила, в отместку связала матери пушистый пуловер с воротником-хомутом, в воротник грохнула пряжу на целый свитер.

Виталий поджал губы в ниточку, никогда более не выступал. Но обиду затаил.

Однажды Наташа застала в его кармане дивное письмо. «Ты — смысл моей жизни! — объясняло письмо мелким заковырчатым почерком. — Ты тот глоток воздуха, без которого я не смог бы просыпаться. Только с тобой я понял весь смысл слова „любовь“. Я счастлива, что ты у меня есть. Твоя Анна».

Наташа перечитала письмо несколько раз. Подивилась тому, как легко по ходу любовного повествования Анна меняет пол. Изливается загуголинами в заглавных буквах, волнисто подчеркивает «т» сверху, «ш» — снизу, но неряшливо обращается с бумагой. Тут пятно, там клякса. Кругом помарки.

Она повертела в руках письмо, принюхалась. Конверт волнительно пах бензином и немного — воблой.

Вернувшийся с работы Виталий застал проект мужского свитера реглан с косой в восемь петель в полном разгаре. Великодушно дал приложить к себе двадцать сантиметров готовой вязки, поахал, поцокал языком.

— Сам сочинял или Дима помог? — как бы между делом сунула ему под нос письмо Наташа.

— Сам! — Виталий густо покраснел.

— А писал кто?

— Дима.

— С какой стати?

— Что с какой стати?

— С какой стати письмо сочиняли?

— А чтоб ревновала! А то как не родная, всё другим да другим!

Наташа промолчала, но выводы сделала. Довязала мужу свитер, взялась за жилет. Виталий, пришпоренный таким щедрым аттракционом взаимности, затеял ремонт в ванной, заодно переклеил обои в квартире. Поднапрягся на работе и аккурат к майским праздникам организовал путевки в Египет. Лето отвел строительным работам на даче. Под веселый перестук Наташиных спиц покрасил забор, сделала маленькую пристройку к дому. Подарил теще мопса — та обожала Дарью Донцову и по следам ее романов загорелась желанием завести себе собачку именно этой породы.

Обменник любил Виталия как родного, ставил в пример остальным мужьям. Самоотверженно вязал шарфы. Но остальные мужья оказались сущими чурбанами, подвиг жен не ценили, тещам мопсов не покупали. За что щеголяли в трикотаже фабричной вязки и на ужин периодически исхлопатывали локальный конфликт сокрушительного масштаба.

Что, впрочем, не мешало кассиршам жить с ними душа в душу.

Воистину, все счастливые семьи похожи друг на друга. Но универсального рецепта для счастья, как не было, так и нет.