Тайга - Джули ТИ

Какой мир? Ты же сам сказал: всё уничтожено, — один порыв, и я метаюсь к ней, но замираю на месте. — Я не уйду в глушь даже ради тебя. Мне жаль, — сказала она, но не было ей жаль. Я знал это, чувствовал.

Она запахнула халат плотнее и сделала шаг ко мне.

— Давай уедем. Ты и я, — тронула ладонью моё лицо, — как и хотели. Вернёмся в столицу, начнём новую жизнь.

Смотрю в её глаза, а там читается лишь безразличие. Не ко мне. К моему горю. Ей плевать на беду, что накрыла меня. Плевать на трагедию, что постигла мою семью. Её сердце покрывается коркой, разум закрывается от меня.

— Если ты уйдёшь сейчас, — твёрдым голосом говорит она, — это будет конец нашей истории.

Она не хочет понять. Я бросил всё ради неё, а она не может пожертвовать своим комфортом ради помощи моим близким. Что-то сломалось во мне, как только глаза, которые снились мне, отразили безразличие. Привычный мир рассыпался дуновением бесчувственности девушки, к которой тянулось сердце. Она никогда бы не пошла за мной. Для неё важнее собственное благополучие. А я… я был лишь ярким дополнением её жизни. Приключением. Я вдруг осознал, что ей были нужны наши отношения ровно до тех пор, пока ей они были удобны. И меня настоящего она бы никогда не приняла.

Я не сказал больше ни слова. Слова потеряли смысл, затерялись в зелени её глаз. Я ушёл. Не оглядываясь, не вспоминая.

Глава 15

Макарий.

Я вернулся во временное пристанище селян с рассветом. Во сне не было смысла. Уселся к кострищу и наблюдал за его пламенем, за жизнью, что бушевала в его языках. Такая яркая, непредсказуемая и разнообразная. Каждый виток не похож на другой. Каждый миг уникален. Нет чёткого плана. Всё идёт своим чередом под властью природы. Вот и моя жизнь отныне будет такой. Есть цель. Я шёл к ней всю жизнь и в один миг оступился. Но сейчас вернулся на верную тропу. Всё, что сейчас имеет значение, это сестра. Ангелина умерла для меня. В один миг её не стало. И это больно ранило, разливаясь кровавой рекой от сердца. Но важнее была сестра.

Когда солнце потянулось и, расправив лучи, по-летнему пригрело мои плечи, пришла пора выдвигаться. Дарен сказал, что я должен объединить все племена. Только единой командой мы одолеем одержимого властью Жестислава. Но как это сделать? Как заставить старейшин Восточного и Южного племени выслушать меня? Наши народы жили в мире, но держались особняком. Редкие встречи были лишь с одной целью: договориться о браке. Главы селений часто присматривали суженых в соседних племенах. Мне же предстояло убедить глав и старейшин вступить в бой. Только плечом к плечу нам удастся одержать победу. Я это понимал. Но поймут ли меня другие? А если нет? Смогу ли я их переубедить? В любом случае стоило попытаться.

Мы отправились в путь втроём. Я, Мирослав и Тихомир — последние оставшиеся в живых шамахи нашего рода. И именно нам предстояло убедить старейшим объединиться для правого дела. Мирослав — опытный шамах. Он, гордой походкой и уверенный в положительном исходе, брёл во главе. Я с Тихомиром чуть поодаль. Дар, что преподнес мне предок, вселял надежду, но не придавал уверенности. Мои мысли бесконтрольно метались. Смерть родителей разобрала меня на части. Я думал: Ангелине удастся исцелить меня, но, похоже, я лишь выдумал нашу любовь. Влюблённый дурак во власти демона страсти, я забыл о близких и не мог простить себя. Даже с другом не мог нормально говорить. Склонив голову, я брёл в полном молчании.

— Я рад, что ты вернулся, — вдруг сказал Тихомир.

Его голос прозвучал сдавленно и неуверенно. Я не осуждал его. Тогда, когда я был особенно нужен, меня не было. Нет мне оправдания. Всё, что я смог сделать, порывисто взглянуть на друга и снова пялиться себе под ноги. Чувство вины съедало внутренности, разгоняя стыд. Я не мог понять, почему все вокруг так рады мне, так приветливы. Я предал их, а они смотрят на меня будто я их спаситель.

— Макарий, — окликнул меня друг и преградил путь, — ты не знаешь, но я научился чувствовать. Я наконец обрёл тотемного волка.

— Поздравляю, — коротко взглянул на друга, попытался обойти и продолжить путь, но он не позволил.

— Ты не понял, — уперся ладонью мне в грудь. — Я научился чувствовать, и твои чувства мне не нравятся. Ты винишь себя, а этого делать не стоит.

Пренебрежительно хмыкнув, я снова попытался обойти друга. На этот раз он отошёл в сторону, освобождая путь.

— Когда ты ушёл, старейшины собрали нас вместе… — в спину сказал мне Тихомир. Я обернулся. — Они уже тогда знали, какой финал нас всех ждёт.

— Духи предсказали приход Жестислава?

— Тебя отпустили в мир людей больших городов. Никогда подобного не случалось. Не задумывался почему?

— Бабушка Ефания сказала, что это решение старейшин.

— Так и было. Тебя специально отправили прочь. Если бы ты остался, то умер. А так ты жив и можешь спасти нас всех.

Земля словно пошатнулась под ногами, и мне понадобился ствол дерева, чтобы сохранить равновесие. Они знали… всё знали. Они видели смерть моих родителей, свою смерть и не сказали.

— На вечерней церемонии прорицатели увидели будущее селения и лишь один шанс сохранить род. Никто не знал, что будет столько жертв. Духи лишь поведали, что тебя не должно быть, ибо именно ты ключ к спасению рода.

— Я не могу, — пробормотал я, не узнавая собственного голоса. — Они умерли. Все… а я забыл… я предал…

— Нет, Макарий, — рука Тихомира опустилась на моё плечо, — ты тот, кто возродит наш род.

Сложно было поверить в слова друга, а ещё сложнее принять и осознать. Отрицание… всё, что я чувствовал в ту минуту. И не было никого, кто бы направил, показал правильный путь. Все свидетели пророчества мертвы. Так как же мне справиться? Как сделать верный шаг и не оступиться?

— Мы поможем, — Мирослав возник рядом. — Ты просто должен слушать. Духи направят.

И я зажмурился, успокоил душу, заглушил поток мыслей, отпустил сознание. Истина открылась внезапно. Теперь я знал, что делать. Мне нужно слушать предков.

Восточное племя было первым на нашем пути. Нас тепло встретили. Угостили обедом и не расспрашивали ни о чём, пока у ритуального кострища не собрались все старейшины и глава рода. Они готовы были выслушать нас, но я медлил: не знал с чего начать. Друзья молчали. Это моё бремя