Смятая постель - Франсуаза Саган

Тони д'Альбре сидела на большом диване в гостиной Беатрис, всем своим видом изображая, как ей казалось, крайнюю подавленность. То есть она сидела, плотно сдвинув ступни, скрестив руки и не освежив губной помадой губы. К несчастью, подвижность была ее единственным очарованием, и она скорее походила на разбитую клячу, чем на утонченную и утомленную советчицу, какой хотела казаться. Наверное, в сотый раз за день она мусолила свою печальную историю. Уолкер, продюсер, купивший права на театральную постановку пьесы Эдуара, хотел купить заодно и права на экранизацию. Теперь, предвидя успех, он давил на Тони, добиваясь от Эдуара согласия на продажу. И Тони всеми силами пыталась заинтересовать Эдуара проектом съемок, но пока безуспешно. Первое предложение Уолкера совпало с напряженным периодом начала съемок фильма Рауля, и Эдуар, всецело занятый настроениями Беатрис, даже не слушал феерических прожектов своего импресарио. Тогда Тони, помня о своих десяти процентах и считая себя тонким психологом, стала убеждать Эдуара в том, что Беатрис, без сомнения, может стать звездой этого будущего франко-американского фильма. Эдуар, который в тот момент хватался за любую соломинку, попался на крючок и заявил Тони, что на этих условиях согласен уступить права. «По крайней мере, – сказал он тогда Тони, – если Беатрис меня сейчас бросит, у меня будет возможность и предлог увидеться с ней и, возможно, завоевать ее опять».

Спустя небольшое время Уолкер повторил свое предложение, и на очень выгодных условиях, и Тони в полном восторге, словно верный охотничий пес, принесла контракт в зубах и положила его к ногам Эдуара. Все складывалось как нельзя лучше для обоих любовников, как вдруг Уолкер утвердил на роль американскую кинозвезду. Тони, рассчитывая на беспечность Эдуара и вынужденная между прочим отказаться от денег, которые ей сулило участие в фильме Беатрис, представила Эдуару эти изменения в контракте как их общую жертву. Но жертву, которая компенсировалась впечатляющей суммой гонорара. К ее огромному удивлению, Эдуар бросил контракт ей в лицо. Он впал в страшный гнев, дошел даже до того, что стал угрожать ей, сказав, что выставит ее за дверь «железной рукой», если она посмеет еще раз сунуться со своими предложениями.

– Но, в конце концов, Эдуар, – говорила Тони, перепугавшись и ища убежища на софе, – но, в конце-то концов, нет никаких гарантий, что пьеса будет иметь успех! А если провалится? Тогда права на экранизацию ничего не будут стоить… А потом, Гленда Джонс будет просто великолепна в этой роли, разве нет? Беатрис же и не собирается играть! Ведь мы ей ничего не говорили – ни вы, ни я…

Эдуар и правда, опасаясь, что его действия Беатрис сочтет за шантаж, запретил Тони даже упоминать при ней об этом проекте.

– И что? – резко спросил Эдуар. – Что это меняет?

– Меняет то, что это никак не ранит ее самолюбия, – сказала Тони. – Поставьте себя на место Уолкера! Беатрис только что дважды провалилась, один раз за другим, а Нью-Йорк, что бы вы там ни думали, не так уж далеко: там все известно.

Эдуар сделал движение, выдававшее его растерянность и гнев, и это заставило несколько затормозить несчастную Тони.

– Как вы прекрасно понимаете, – снова начала она жалобно, – я знаю, кто есть кто! Беатрис – моя подопечная. Ее карьера не зависит от какой-то одной роли, даже если это лучшая роль в вашей пьесе; особенно, – добавила она густым меццо-сопрано, – если это роль, в которой я ничего не понимаю и, как мне кажется, она тоже. Но для вас, Эдуар, это деньги, покой, уверенность, возможность писать другие пьесы, не будучи на хлебах у кого бы то ни было!

Эдуар побледнел, и Тони, в который уже раз, судорожно замахала руками.

– …Я вовсе не хочу сказать, что вы живете на средства Беатрис, я прекрасно знаю, что все наоборот, но, в конце концов, она и сама посоветовала бы вам…

Она умолкла, потому что хлопнула входная дверь и в комнату вошла Беатрис, порозовевшая от первых холодов. Тони д'Альбре обрела смелость. У Беатрис были недостатки, но она, слава богу, была практичной женщиной. Ведь она сможет иметь с этих денег большую прибыль, как, впрочем, и Эдуар. Поэтому Тони могла ей довериться.

– Беатрис, – сказала она, – Уолкер предлагает триста тысяч долларов Эдуару за права на экранизацию «Неподвижной бури» с Глендой Джонс в главной роли. Что скажешь?

Беатрис восхищенно присвистнула.

– Мои поздравления! – сказала она. – Мои поздравления, Тони. Триста тысяч долларов! И еще до генеральной репетиции! Недурно. Стоит согласиться, Эдуар.

Он посмотрел сначала на одну, потом на другую и четко произнес:

– Я не соглашусь никогда!.. – повернулся и вышел из комнаты.

Он с силой хлопнул дверью, и удивленная Беатрис, рассмеявшись, села.

– Что это с ним? – спросила она.

Тони пустилась в пространные и путаные объяснения, но чем более пространными они были, тем яснее не становились. Стемнело, но Беатрис забыла включить свет: она задумчиво слушала Тони со странной улыбкой, и та наконец занервничала.

– Ну и что теперь? – сказала она. – То, что тебе нравится его привязанность, я понимаю, но он же ведет себя как идиот, ведь так? Ты же понимаешь, что это идиотизм?

– Конечно, – задумчиво сказала Беатрис, – конечно, я нахожу это абсолютным идиотизмом.

Она закурила сигарету и стала смотреть в сад, предоставив Тони любоваться своим профилем, с выражением лица задумчивым и нежным, и притом совершенно незнакомым.

– Более того, – рассеянно добавила она, – если говорить правду, то роль Пенелопы совсем меня не привлекает…

Тони облегченно вздохнула. Она нашла союзника там, где ожидала найти врага. «Решительно, – подумала она, тряхнув головой, – у этих артистов не все как у людей».

– Не волнуйся, – сказала Беатрис, не глядя на нее и по-прежнему рассеянно, – не волнуйся, я постараюсь его переубедить.

Все так же глядя в сад, она добавила:

– Можешь идти, Тони, дорогу ты знаешь.

И только на улице Тони д'Альбре отдала себе отчет в том, что впервые в жизни ее выставили за дверь.

Оставшись одна, Беатрис выкурила сигарету, потом другую. Она по-прежнему смотрела в сад, теперь совсем темный. Веяло холодом, и она чувствовала запахи города и увядшей резеды. «Надо укрыть цветы от зимних холодов», – подумала она. И позвала Кати, чтобы та помогла ей зажечь лампы. Когда явился Эдуар с охапкой цветов в руках, извиняясь за свой внезапный уход, он увидел спокойную и невозмутимую Беатрис: она, конечно же, ничего не знала. Эдуар не знал, что женщины типа Тони, будучи загнаны в угол, всегда стараются забежать вперед. Он и представить себе не мог, что Тони сама осмелится сообщить Беатрис о своем предательстве и что ее дружба с Беатрис, их старинное женское союзничество покоятся на взаимной жестокости и презрении. Так что он не удивился, когда Беатрис рассеянно посоветовала ему подписать контракт.

– Знаешь, – пробормотала она, раздеваясь, – эта Гленда Джонс с ее кошачьими глазами и лицом интеллектуалки – то, что надо на роль Пенелопы. Это нелегкая роль…