Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино - Михаил Март

Составы тянулись и тянулись, им не было конца. Тут что-то не так.

На ступеньках одного из паровозов сидел машинист и курил самокрутку. Клубнев остановился, попросил табачку. Пожилой седовласый мужичок не отказал, выделил клочок газеты, насыпал щепотку махры.

— Боюсь, эта бодяга надолго, — начал разговор Паша.

— Нам с тобой об этом не скажут.

— Это точно. О диверсантах болтать не любят.

Машинист прищурил глаза и внимательно посмотрел на чумазого незнакомца.

— Знаешь толк в таких делах?

— Партизанил в Белоруссии. Сколько же дней прошло, пока собралась такая очередь!

— Да уж немало.

— И я о том же. Подрыв путей за пару часов восстановить можно, максимум за сутки, если эшелон повалило на бок. Тут дело серьезней.

— Угадал, приятель. Мои ребята ходили на станцию, дальше не пустили. Все оцеплено солдатами. Похоже, мост в щепки разнесли. Если так, то зимовать здесь будем.

— Мост-то большой?

— Не ходил еще по Транссибу?

— Да нет. Хабаровск — Владивосток. Дальше носа не совал.

— Далеко тебя занесло. Мост на полтора километра растянулся. Узкий, зараза, на две колеи. Строили как времянку, но нет ничего более постоянного, чем временное. Денег не хватает. Оккупационные зоны до сих пор не восстановлены. Москву заново отстраивают, главную морду страны. Показуха. Мой сын с фронта вернулся год назад. Какой, к черту, фронт в 49-м? Берлинское метро восстанавливал. Сколько еще там наших ребят копошится! Будто дома забот нет.

— Пойду и я на станцию. Гляну, что к чему.

— Не совался бы ты, куда не следует. Одного такого умника уже взяли. К понтонной переправе вышел. Потом доказывай, что ты не верблюд. В городе комендантский час, люди по норам попрятались.

— Добро, отец.

Клубнев спрыгнул на насыпь. Он не решился спросить у старика, через какую реку проходил мост и о каком городе идет речь. Перспектива зимовать его не устраивала. Можно спуститься вниз по течению километров на десять и перебраться на другой берег, воспользовавшись рыбачьей лодкой. Учитывая длину моста, река не -очень широкая. Нужна карта района для ориентации, да где же ее взять? Хотя бы глянуть на нее одним глазком, память еще не растерял, все, что надо, запомнил бы. Он до сих пор помнил имена, фамилии, клички и пароли всех агентов, а их прошло через его руки немало. Помнил и внешность, приметы каждого. Без зрительной памяти в его работе делать нечего.

Наконец он добрался до станции. На платформе ни души, но лучше на нее не выходить. У платформы — пассажирский поезд, если пройти по вагонам, окажешься на другой стороне перрона. Клубнев поднялся на подножку последнего вагона и повернул ручку двери, она открылась. В тамбуре никого. В коридоре чисто. Купе справа, многие двери распахнуты. Из окон коридора видна платформа. Нужно пройти до середины поезда, чтобы прочесть вывеску с названием станции. Вряд ли оно ему что-то скажет, но вдруг? В вагоне стояла глухая тишина. Похоже, не было ни души. Павел зашел в туалетную комнату, скинул с себя грязный бушлат и, стараясь не шуметь, умылся. Гимнастерка сохранила приличный вид. Он вымыл сапоги и почистил галифе. Хорошо бы побриться, да не до жиру, хотя борода выглядела пристойно для геолога, но не для военного. Клубнев достал из рюкзака все самое необходимое, рассовал по карманам, а в него впихнул бушлат. Потом зашел в купе и осмотрелся. На столе еда, засиженная мухами, початая бутылка водки. На верхней полке — чемоданы, на вешалке — вещи. Пиджачок оказался маловат, документов и денег не было. Складывалось впечатление, что людей застали врасплох и выкинули из поезда в самый неподходящий момент. И давно, хлеб успел превратиться в каменный сухарь.

Закинув свой вещмешок подальше за чемоданы, Павел взял водку, прополоскал горло и вышел в коридор. Вряд ли пассажиров могли заподозрить в диверсии — начальство перестраховалось и очистило станцию от лишних людей. Возле каждого вагона охрану не выставишь, а станция считается стратегическим объектом. Ничего не изменилось в стране за последние пять лет. Произвол оставался произволом.

Он прошел до конца вагона и в купе проводника увидел девушку в железнодорожной форме. Взглянув на мужика с бутылкой водки в руках, она вздрогнула.

— Я не кусаюсь, подруга. А где твой напарник?

— Вы что, не знаете? Всех мужчин увели на работы, кроме военных.

— А где военные?

— В нашем вагоне их не было.

— А женщины?

— Тоже куда-то увели. Я не знаю. По одному проводнику на вагон оставили, вещи стеречь.

— От кого?

— Не знаю. Нам не объяснили и из поезда выходить не велели.

— А про меня забыли. — Павел притворился пьяным и изредка рыгал. — Что за деревня? Почему стоим?

— Судженск. Транспортная развилка. Я не знаю, почему стоим.

— Что за река здесь?

— Обь. До нее еще десять километров.

— Занесла нелегкая. Вагоны чистили солдаты?

— Военные. С автоматами.

— И сколько же времени я не просыхаю?

— Восьмые сутки.

— Кто же вас кормит?

— Кухня на колесах. Два раза в день на платформу к третьему вагону подвозят, и все выходят с котелками. Еще хлеб дают.

— Ага! Получил паек и обратно в зону, сделали из поезда концлагерь. Умеют наводить порядок.

— Если вас увидят, то заберут.

— Не выдашь — не возьмут.

— Никто вас не выдаст, если сами на перрон не вывалитесь. Клубнев зашел в купе и осмотрел вешалки.

— Форма твоего напарника? — спросил он, указав на висящий китель и фуражку.

— Да. Его в одной рубашке увели, а документы у всех забрали.

— Я кителек одолжу на время.

— Он вас не спасет.

— Поживем увидим.

Китель пришелся впору, и фуражка тоже.

— Бывай, подружка, бог даст, свидимся.

В следующем вагоне Клубнев нашел целую бутылку коньяка, он и ее прихватил с собой. В купе проводника сидели четыре женщины и что-то громко обсуждали. Ему удалось проскользнуть незамеченным.

Четвертый вагон от конца оказался «мягким». В таких условиях ездят важные персоны и лучше им не попадаться на глаза. Но не получилось — из туалета вышел обритый наголо мужчина лет сорока пяти в хромовых сапогах, офицерских галифе на подтяжках, и белой нижней рубахе. Они едва не стукнулись лбами.

— Ты откуда взялся, хмырь болотный? — рявкнул лысый.

— Только не думай, что тебе одному гулять можно. Если хожу здесь, значит, надо.

Лысый оторопел от такого хамства.

— Чекист, что ли?

— Много вопросов задаешь.