Assassin's Creed. Откровения - Оливер Боуден

Дальнейшие события разворачивались молниеносно. Оказавшись рядом с Сулейманом, худощавый молодой человек вдруг выхватил тонкую джамбию[43], намереваясь ударить принца в грудь. Но в то же мгновение ближайший к Сулейману телохранитель метнулся и загородил его своим телом.

Как всегда в таких случаях, началась суматоха. Гостей грубо оттеснили в сторону. Телохранители и караульные окружили принцев и своего раненого товарища. Пятеро тамплиеров, пробравшихся во дворец, торопились скрыться, продираясь сквозь обезумевшую от страха толпу гостей. Молодой человек исчез. Стража начала охоту на его сообщников. Тамплиеры заслонялись гостями, как живым щитом. Стража перекрыла выходы, однако заговорщики не оставляли попыток выбраться иным способом. Принц Ахмет тоже куда-то исчез. Принц Сулейман остался один. Занятые погоней, телохранители словно забыли о нем. Принц был вооружен небольшим кинжалом. Эцио поразило его спокойствие.

– Эцио! – крикнул Юсуф. – Смотри!

Наставник ассасинов повернулся туда, куда указывал палец Юсуфа. Худощавый молодой человек вернулся! Более того, он сумел протиснуться сквозь толпу за спиной принца и теперь приближался к Сулейману, держа джамбию наготове.

Эцио находился к принцу намного ближе Юсуфа. Сейчас только он мог спасти Сулеймана. Но как? Он был безоружен. Впрочем… Взглянув на лютню, которую он все еще держал в руке, ассасин тяжело вздохнул, однако иного выбора у него не было. Он разбил изящный инструмент о ближайшую колонну. В руках остался гриф, превратившийся в палку с острым зазубренным концом.

Прыгнув вперед, Эцио схватил византийца за костлявую руку, не позволив нанести смертельный удар. Обломок грифа он глубоко вонзил в левый глаз несостоявшегося убийцы. Византиец остановился как вкопанный. Джамбия выпала из его пальцев и с лязгом ударилась о мраморный пол. Следом упал и сам тамплиер.

Во дворе стало тихо. Гости окружили Эцио и Сулеймана, держась на почтительном расстоянии. Телохранители попытались вмешаться. Сулейман взмахнул рукой, останавливая их.

Принц убрал свой кинжал и слегка вздохнул. Затем шагнул к Эцио. Со стороны принца это было проявлением особой чести. Гости не удержались от изумленных возгласов.

– Рад видеть вас снова, mio bel menestrello[44]. Я правильно произнес слова?

– Безупречно.

– Сожалею о вашей лютне. Куда более прекрасный инструмент, чем меч.

– Вы правы. Но лютней не спасешь жизни.

– Кто-то мог бы с вами поспорить.

– Наверное. При других обстоятельствах.

Они оба улыбнулись.

– Оказывается, вы – принц и правитель. Есть ли вообще хоть что-то, чего вы не умеете делать?

– Есть. Я не разговариваю с незнакомыми людьми, – ответил принц, слегка поклонившись. – Меня зовут Сулейман Осман.

– Эцио Аудиторе… – представился ассасин и тоже поклонился.

К ним подошел человек в такой же одежде, как и у остальных телохранителей. Наверное, сержант.

– Прошу прощения, мой принц. Меня послал ваш дядя. Прошу вас подтвердить, что вы не пострадали, чтобы я мог передать это принцу Ахмету.

– Где он?

– Ждет вас.

Сулейман холодно взглянул на сержанта:

– Передай ему, что благодаря этому человеку я не пострадал. Но ни ты, ни твои подчиненные благодарности от меня не дождетесь! Надо же! И это янычары! Цвет турецкой армии. Вас полным-полно во дворце, но никто не сумел защитить меня – принца султанской крови. Где ваш капитан?

– Тарик Барлети отсутствует. Он… выполняет поручение.

– Ах, поручение! Тебе не стыдно произносить такие слова в присутствии чужеземца? У нас армия или ватага мальчишек, решивших поиграть в войну?

Сержант был настоящим великаном, но сейчас он дрожал, как испуганный ребенок, которому устроили взбучку.

– Распорядись, чтобы убрали тело. Перед гостями нужно извиниться и попросить покинуть дворец. Затем вызовешь Тарика на заседание дивана![45]

Сержант заторопился уйти.

– Уму непостижимо, – сказал Сулейман, поворачиваясь к Эцио. – Янычары – телохранители султана.

– Но не его семьи?

– Получается, что так. – Принц уважительно посмотрел на Эцио. – Я не хочу покушаться на ваше время, но есть… кое-что, о чем мне хочется знать ваше мнение. Кое-что весьма важное.

Юсуф стоял вблизи дверей и делал Эцио знаки. Гости медленно расходились.

– Дайте мне немного времени, чтобы переодеться, – сказал Наставник ассасинов, подавая ответные знаки товарищу.

– Хорошо. Мне все равно нужно кое-что устроить. Когда будете готовы, встретимся у дверей дивана. Мои слуги вас проводят.

Сулейман хлопнул в ладоши и удалился в ту же дверь, из какой выходил.

– Неплохое представление ты тут устроил, – похвалил Эцио глава константинопольских ассасинов. Они покидали дворец в сопровождении пары личных слуг юного принца Сулеймана. – Без тебя мы бы ни за что не получили приглашение на заседание дивана.

– Я бы не получил приглашения, – поправил соратника Аудиторе.

Вскоре Эцио проводили к дверям зала совета, где обычно обсуждались и решались государственные дела империи. Сулейман уже ждал его. Молодой человек выглядел собранным и внимательным.

– Я созвал собрание с участием принца Ахмета – моего дяди – и капитана Тарика Барлети, – без обиняков заговорил Сулейман. – Но вначале я должен вам кое-что объяснить. Янычары верны моему деду, но их разозлил его выбор преемника.

– Ахмета?

– Да. Янычары поддерживают моего отца Селима.

– М-да, – пробормотал Эцио, обдумывая услышанное. – Чувствую, вы находитесь в трудном положении. Но скажите, как во все это оказались замешаны византийцы?

Сулейман покачал головой:

– Я надеялся получить ответ от вас. Вы готовы мне помочь дознаться правды?

– Я сам их выслеживаю. Пока наши интересы не противоречат друг другу, для меня будет честью помочь вам.

Сулейман загадочно улыбнулся.

– Тогда я должен принять то, что мне предлагают… Видите башню? Наверху есть люк. Поднимитесь туда и откройте его. Вы увидите и услышите все, что происходит на собрании.

Эцио кивнул и быстро ушел. Сулейман толкнул дверь зала заседаний.

Пока ассасин взбирался наверх, собрание уже началось. С каждой минутой обстановка становилась все более накаленной. Длинный стол, за которым собрались участники разговора, был устлан бергамскими коврами. Позади стола висела шпалера, изображавшая Баязида в окружении сыновей.