Лучше быть святым - Чингиз Абдуллаев

— Это «Карась» передал, мне оружие. Увижу его яйцаоторву, — мрачно пообещал Скосырев.

— Да, да, конечно. Но вот поэтому они тебя ищут.

— Ну вы позвоните им.

— Конечно, позвоню, конечно, — Корженевский понял,что отступать дальше некуда. В конце-концов, по официальной версии, Скосырев —нигде не работающий бомж, занимающийся к тому же рэкэтирством. Он незаметнымдвижением руки нащупал под мышкой оружие.

«Неужели придется стрелять?» — с ужасом подумал он, яснопонимая, что никакой альтернативы у него нет.

Оперативники ФСК начали паниковать, врываясь во всемагазинчики. Скосырева и Корженевского нигде не было.

— Вы придумайте какое-нибудь оправдание, — говорилСкосырев, не обращая внимания на волнующегося Корженевского.

Сотрудники ФСК ворвались в их магазин. Подполковник досталоружие.

Продавщица испуганно вскрикнула, увидев сразу троихворвавшихся людей.

Скосырев обернулся.

Профессиональная подготовка способна решить все.Корженевский был начальником отдела, все последние годы просидевший вМинистерстве.

Скосырев был нелегалом, все последние годы ходивший полезвию бритвы.

Подполковник достал оружие быстрее, но перед тем как нажатьна курок, замешкался.

Скосырев мешкать не стал. Вернее, не умел. От этого частозависела его жизнь. Кроме того, он слишком хорошо знал, как глупо нелегалыгибнут от рук своих товарищей.

Когда в интересах операции нужен убийца, а его нет, сойдетлюбой труп, даже нелегала, лишь бы закрыть это дело.

Скосырев достал пистолет позже. Но выстрелил мгновенно, ещене обхватив как следует, рукоятку оружия Корженевский, застонав, опустился напол. К ним ворвались сотрудники ФСК, продавщица громко закричала, Корженевскийпытался улыбнуться, но на губах была кровавая пена.

Скосырев растерянно оглянулся.

Один из сотрудников ФСК осторожно отобрал у него пистолет.Другой наклонился над подполковником.

— Готов, — поднялся он, — кажется, умер.

И вдруг Скосырев понял, что его импульсивное решение быловерным, и никто не будет наказывать его за этот выстрел. Что-то такоедействительно произошло, потому что окружавшие его люди даже не смотрели наподполковника, похлопывая его по плечу.

Меджидов, добравшийся до квартиры, служившей запасной базой,вполне благополучно, слушал Подшивалова, проработавшего весь день накомпьютере. Полковник, введя блок данных, обратил внимание, что среди лиц,имевших к «Октаве» косвенное отношение, был майор Никитинский, дваждывыезжавший вместе с другими офицерами для сопровождения наиболее ценных грузов«Октавы». Разумеется, ни он, ни другие офицеры ничего не знали о характерегруза, задании группы и предполагаемом маршруте. Но они все-таки сотрудничаликогда-то и это нужно было проверить. Кроме того, он обратил внимание, что изтрех офицеров сопровождения Меджидова кроме убитого Корина не было в живых идругого — Евгения Семенова. В компьютерных данных он значился, как погибший.Никаких других подробностей установить не удавалось. Настораживал и тот факт,что Никитинский совместно с Семеновым работал ранее в одной из группобеспечения Главного Разведывательного Управления Министерства обороны. И обаушли оттуда почти одновременно. Никитинский перешел в управление личной охраныПрезидента, а Семенов — в штурмовой отряд снайперов ФСК, еще до того, как самослово ФСК стало аббревиатурой контрразведки, носившей название Министерствабезопасности России.

Суслова, подошедшая ранее вместе с Теймуразом, ужерассказала Подшивалову все обстоятельства нападения на их первую базу и раненияКовальчука. Полковник понял, что отныне в их сильно поредевшей группе емупридется взять на себя и некоторые обязанности Ковальчука. Теперь они сиделивсе четверо за столом, обмениваясь информацией. Точнее, говорили по очередиМеджидов и Подшивалов, а остальные слушали.

Задачи на ближайшие дни были предельно ясны. Меджидов иСуслова вылетали в Бельгию. В качестве прикрытия с ними должен был лететьСулакаури. Подшивалов оставался для связи с ФСК, Теперь предстояли некоторыетехнические трудности. Достав имевшиеся на базе заранее заготовленные бланкидипломатических и служебных паспортов, Подшивалов начал оформлять документы,благо все печати и подписи давно были проставлены. В последний раз документы нагруппу оформлялись по личному указанию Крючкова в июле девяносто первого, послеего визита на Кубу и, выданные на пять лет, они вполне соответствовали срокам.

Теймураз и Лена должны были завтра, раздельно друг от друга,заехать в бельгийское посольство для получения виз. Как правило, надипломатические паспорта визы получались быстро, в течение одного-двух дней.Билеты должен был оформлять Меджидов в одном из тех частных агентств, которыепоявились в городе за последние несколько лет. Подшивалов, хорошо знавшийгород, предложил заехать на Петровку, где напротив Госбанка России было однотакое агентство.

По документам Меджидов и Суслова были супругами, причем,если первый был татарином «Фаткулиным», то вторая имела почти схожую фамилию«Сизова». Правда, имена были те же, чтобы не спутать в случае обращения друг кдругу. Сулакаури получил один из своих документов на имя Ардзинбы. Это егопочему-то развеселило.

— Не могли другую фамилию подобрать, — заулыбалсяон, — еще бы написали Шеварднадзе. Если в Тбилиси когда-нибудь узнают, чтоу меня была фамилия этого абхазца, меня выгонят из города.

— Это случайное совпадение, — сухо пояснилПодшивалов, — ты же отлично знаешь, что подбираем сходный с тобойвосточный тип. А кто, как не абхазец, ближе других стоит к грузину?

— Хорошие слова, дорогой, — вздохнулТеймураз, — так было раньше. Сейчас они лютые враги. Будь прокляты те, ктопоссорил два наших народа. Игорь Арсеевич, дорогой вы мой. Какие там былиместа! Сказка! Теперь все лежит в развалинах.

— Еще восстановят, — пообещал Подшивалов.

— Конечно, восстановят, — согласилсяСулакаури, — но сколько людей погибло, сколько детей. Кому нужны былинезависимость Абхазии или Грузии, купленные такой ценой? Кому?

— Теймураз, — обратился к нему Меджидов, — мыуже говорили с Олегом Митрофановичем на эту тему. Ты прав — произошла трагедиятвоей солнечной Грузии. Но это наша общая трагедия, общая боль. У меня наРодине до сих пор идет война.

— Вот, вот, — оживился Сулакаури, — комунужны эти войны? Что в них можно доказать? Где человеку жить? Разве можно птицеуказать ее место, разве можно убивать другого только потому, что он абхаз илигрузин? У меня мать из Сухуми. Какой город был, генацвале, — от волненияон даже отвернулся. — Дом ее сестры сожгли, внуков убили. Кому нужна былатакая свобода? Простите, Кямал Алиевич, мы давно не виделись.

— Знаю я все, — со злостью проскрипелМеджидов, — и про Грузию, и про Абхазию, и про Сухуми, — он закрылглаза, немного помолчал. — Если бы ты видел Баку впятидесятые-шестидесятые годы. Знаешь, я не сентиментальный человек, но это былгород мечты. Какой-то карнавальный город, где праздник никогда не кончался. Всебеспрерывно шутили, смеялись, радовались. Когда в конце шестидесятых сборнаяКВН Баку победила в абсолютном первенстве в финале одесскую команду, в Баку былпраздник. Мой знакомый кебабчи обещал всегда кормить капитана команды ЮликаГусмана бесплатно, за счет заведения. А несколько дней назад я узнал, что одиниз самых молодых людей той команды, талантливый композитор Леонид Вайнштейн,он, кстати, дядя Гарри Каспарова, умер от разрыва сердца. Ему не было еще пятидесяти.Это тоже жертва нашей карабахской войны. Ведь сколько можно воевать — уже шестьлет.