Душегуб из Нью-Йорка - Иван Иванович Любенко

преступников, то почему бы мне не стать одним из них?.. Но я не собирался грабить простых людей в подворотне, отнимая у них сумочки и кошельки. Это удел бездарей. Мои жертвы – респектабельные и довольные собой жирные коты с толстыми кошельками. Вокруг них крутятся толпы частных детективов готовых броситься к ним на помощь по первому зову, не говоря уже о полиции. И тем интереснее обводить их вокруг пальца, внушать им страх и заставлять расплачиваться со мной за свои грехи. Старый жирный боров Баркли – первая жертва, но не последняя. Я стал его тенью, его кошмаром и страшным сном, послав ему прейскурант жизни. Я уничтожал его постепенно, по капле выдавливая из него душевное равновесие, покой и счастливую жизнь. Он дрогнул и послал мне две тысячи долларов. Естественно, я не мог довольствоваться этой подачкой и отправился в Европу вместе с ним. В Праге он вновь поверил в свою исключительность, обратившись к частному детективу. Что ж, правила игры изменились, и мне пришлось убивать его лакеев, а потом отправить за решётку и цыпочку Флетчер. Следуя по пятам за жертвой, я мог бы получить одиннадцать тысяч фунтов чистейшего золота. Завладев им, я бы, наверное, успокоился и зажил бы безбедно, не думая о будущем. Но вмешался частный детектив. Я попытался покончить с Баркли, но, судя по всему, бомба не сработала. Теперь нужно выработать новый план. Баркли наверняка заявил в полицию о пропаже документов из Стокгольма и Берлина. Мне больше нельзя появляться на таможне. Меня сразу же арестуют… Надо собраться с мыслями и перестать терзать себя унылыми раздумьями. Не зря говорят, что в жизни существует только два состояния, поистине важных для человека: здоровье и болезнь. Если ты здоров, тебе не о чем переживать, но, если ты болен, тебе нужно волноваться о двух вещах: либо ты будешь жить, либо ты умрёшь. Если ты будешь жить, то тревожиться не о чем, а если ты умрёшь, то есть только две вещи, о которых стоит беспокоиться: либо ты попадешь в рай, либо в ад. Вывод простой: любые переживания бессмысленны, а значит, ведут к проигрышу… Не стоит впадать в уныние, необходимо найти выход. А что, если отыскать доверенное лицо и по доверенности передать ему право на получение одиннадцати тысяч фунтов золота». Он хмыкнул. «Звучит глупо: „доверенность на получение одиннадцати тысяч фунтов золота“. И какой дурак потом его вернёт?» Он тяжело вздохнул и принялся перебирать в уме имена и фамилии старых друзей, кому бы он мог довериться. Но нет. Никто не подходил. «Глупец придумал пословицу, что друг познаётся в беде. Конечно, это не так. Прочность дружбы, как бы прискорбно это ни звучало, зависит от лежащей на чаше весов суммы. Думаю, каждый, если задумается, назовёт цену верности дружеским идеалам. Кто-то предаст и за тридцать сребреников, а кто-то продержится и до ста тысяч или даже до миллиона. А потом, если его устроит сумма, всё равно предаст. И ведь будет мысленно обелять обман, придумывая оправдания своей низости. Нет, правду говорят, что настоящая дружба бывает только у бедняков, солдат и монахов. Это так, потому что им нечего делить. На всех одна краюха хлеба, один окоп или одна келья. Тут уж не до мыслей о роскошной жизни. Тут бы выжить. А как выживешь без помощи друга на войне? А сколько людей мысленно переспали с жёнами своих друзей? Ладно, мысленно… Многие согрешили и в реальности. А тут – одиннадцать тысяч фунтов золота. Нет, никому нельзя доверять. Даже родственникам. Иметь с кем-то семейные узы – это не значит быть полностью лишённым зависти, злобы или корысти по отношению к сестре или брату. Я уж не говорю о других, более дальних родственниках…»

Мысли вновь воротили Морлока в прошлое. «Я увлёкся придумыванием убийств. И в этом достиг несравненных успехов. Потом перешёл к созданию взрывных устройств, и тут меня постигла неудача – я лишился трёх пальцев на правой руке во время неосторожного обращения с новым видом взрывчатки. Что поделаешь? Пришлось отрезáть на перчатке три пальца и просто их выбрасывать, а потом я заказал себе особую пару – всего с двумя пальцами на правой руке. Когда кожаная перчатка обтягивает обе кисти, мало кто обращает внимание на количество пальцев на правой. Особенно если её не выпячивать… Надеюсь, удача не покинет меня. Жаль только, что я обронил талисман – мою счастливую восьмиугольную золотую монету. Но ничего, надеюсь, она обернётся тысячами фунтов чистейшего золота».

Неожиданно скрипнула дверь. «Я вроде бы закрывал её», – припомнил Морлок. Он обеспокоенно повернулся. Перед ним стоял человек в кепке.

– Не ждал? – спросил он, усмехаясь, и вынул пистолет.

– Кто вы? Что вам нужно? – дрогнувшим голосом проронил хозяин дома.

– Это твой серый «Рено» с номером 2Н2638 стоит под окном?

– Да, это моя машина.

– Значит, ты мне, дружок, и нужен.

– Но я не превышал скорость!

Незнакомец захохотал в голос и спросил:

– Ты принял меня за копа?

– Простите, а кто вы тогда?

– Собирайся, пора ехать, – подняв воронёное дуло самого удачного изобретения Джона Браунинга – пистолет М1903 – заметил незваный гость.

– Куда?

– В Нью-Йорк.

– Зачем?

– С тобой хочет встретиться серьёзный человек – дон Луиджи Моретти, глава почтенной итальянской «семьи». И документы на золотишко заодно прихвати, чтобы потом за ними не возвращаться.

– Позвольте узнать, как можно к вам обращаться?

– Зови просто – Тони.

– Тони, не хотите ли пропустить стаканчик ржаного «Ред Топ»?[82] У меня тут и сигары есть, правда, «Роки Форд». Угощайтесь, – он протянул коробку.

– Ядрёна макарона! Давай!

– Тогда прошу, садитесь.

Гость убрал пистолет и плюхнулся в кресло. Он взял сигару, медленно прикурил от спички и сказал:

– Что ж ты так? У тебя одиннадцать тысяч фунтов золота, а сигары покупаешь по пять центов за штуку. Ладно – я. Мне простительно. Я недавно с фронта вернулся.

Хозяин пристально посмотрел на Тони и заметил:

– А я вас знаю. Ваше фото было в «Нью-Йорк таймс». Вы служили в войсковой разведке и взяли языка – немецкого генерала. Вот фамилию вашу запамятовал, – он наморщил лоб и вдруг изрёк обрадованно: – Кавалли! Точно! Энтони Кавалли! Я прав?

– А у тебя хорошая память, малыш. Смотри, чтобы она тебя как-нибудь не свела в могилу, – огрызнулся Тони.

Сделав вид, что не заметил грубости, хозяин протянул стакан левой рукой и сказал:

– Позвольте выпить с героем войны.

– Давай. Опрокинем и поедем. А то я смотрю, ты больно разболтался.

Тони осушил стакан, крякнул