Маленький плохой заяц, или Взаимосвязь религии и окружающей среды - Константин Михайлов

Они выворачивали привычное наизнанку. То же делали и хэйока, еще один тип знахарей, только изменяя не гендер, а поведение. Иногда исследователи называют хэйока сакральными клоунами, а в России их, наверное, могли бы сравнить с юродивыми. Они часто шутили над тем, над чем другим шутить было нельзя, высмеивали окружающих. Но это была не насмешка, а ритуал. Хэйока плакали, когда им было смешно, и смеялись, когда одолевала грусть; они все делали наоборот. С сакральной точки зрения это объяснялось их связью с духом грома, таким же насмешником. Для сиу гром вообще был важен – его боялись, но в то же время и любили, и связанные с ним громовые птицы были персонажами неоднозначными. Эта амбивалентность, неоднозначность грозы, которая и пугает, и обновляет мир, в принципе, глубокая идея. Но для хэйока она становилась отдушиной, способом высмеять и изменить отжившие нормы. Знахарям во всех культурах позволялось больше, чем остальным, и место шутке и представлению в их работе всегда находилось. Для хэйока шутка была нормой. Но это не значило, что они только смеялись. Хэйока должны были выполнять все, что делали обычные индейцы. Знаменитый заклинатель-хэйока Черный Лось даже сражался вместе с сиу против белых в битве при Литтл-Бигхорн[149].

Сакральные клоуны-хэйока участвовали в ритуальных танцах. Да и вообще, если для австралийских аборигенов стержнем культуры была песня, то для североамериканских индейцев эту функцию часто выполнял танец. Мелодии и слова могут меняться – в конце XIX века случалось даже, что в песнях использовались английские выражения. Но движения танца передавались через поколения.

Нередко танец был и способом общения с духами. Например, в юго-западной части современных Соединенных Штатов индейцы пуэбло во время обрядов качина изображали мертвецов и танцевали с ними. Местные сакральные клоуны (pai’yakyamu на языке хопи) обязательно в этой пляске участвовали.

Танец – это и обряд, и способ выстраивания отношений. Не случайно довольно часто мужчины и женщины (включая, конечно, и людей с двумя духами) танцевали отдельно друг от друга. Вообще, гендерная граница у индейцев проницаемая, но довольно жесткая, хотя у разных племен может отличаться. У апачей женщины и мужчины часто занимаются одними и теми же делами, у пуэбло это случается редко. Возможно, дело в наличии или отсутствии сельского хозяйства: у племен охотников и собирателей вроде австралийцев, сан или апачей женщина играет в жизни общины ключевую роль. Будет мужская охота успешной или нет, зависит от удачи и благоволения духов. А вот дикий картофель и рис женщины соберут всегда. Пуэбло, в отличие от апачей, уже знали земледелие, и в результате мужчина приобрел в их культуре особую роль. Он занимался тяжелой работой в поле, защищал запасы племени от внешних врагов, в то время как женщина выращивала детей – куда более многочисленных, чем в племенах охотников и собирателей, – и вела домашнее хозяйство[150]. В следующей главе мы убедимся, что распространение сельского хозяйства стало поворотным событием не только в экономике или политике, но и в религии. Танец – отличное выражение этих изменений и простой способ установить гендерную границу. Это хорошо известно и европейцам, а в индейской культуре с ее вниманием к пляскам имело особое значение.

Практически все упомянутые выше обряды так или иначе были связаны с танцем: ассистентка шамана отвлекала им любопытных, во время потлача пляска сопровождала раздачу подарков[151]. А на равнинах самым известным танцем была Пляска Солнца, совершавшаяся вичаша вакан, «священными», особым типом знахарей. Именно вичаша вакан был Сидящий Бык.

Центральным элементом пляски всегда оставалось дерево. Как и у многих народов Евразии, у индейцев древо было символом axis mundi, мировой оси. При этом количество нанизанных на нее миров могло отличаться: иногда это были наш мир, верхний и нижний, а порой возникало сразу четыре верхних и четыре нижних мира.

Площадка для пляски расчерчивалась на шесть сторон с шестью символами: горный лев, медведь, барсук и волк представляли привычные нам стороны света, орел и крот – еще две, верх и низ. На само дерево-столб помещали голову бизона и перья орла. Позднее, уже в христианские времена, священники говорили, что бизон означает Ветхий Завет, а орел – Новый. Изначально, по всей видимости, эти образы восходят к мифу о том, как бизонья дева и орел передали людям идею ритуала. О значении бизонов было сказано выше, а орел в культуре сиу являлся символом доблести и посланцем высших сил. Вспомним знаменитые головные уборы из орлиных перьев, которые в наши дни стали одним из самых узнаваемых образов всей североамериканской культуры. Они были характерны как раз для племен Великих равнин.

Когда пространство для ритуала было готово, к столбу привязывали длинные ленты из воловьей кожи, а на других их концах закрепляли специальные костяные палочки. Потом эти палочки вставляли в спину или грудь участников обряда, проткнув ими кожу. Начиналась пляска под барабанный бой – круг барабана в данном случае символизировал вселенную. Верующие, танцуя, отходили все дальше от дерева, пока палочки не вырывали часть их кожи и на землю не проливалась кровь[152]. Иногда, впрочем, знахари просто вырезали куски своей плоти – так поступал и Сидящий Бык.

Принесение собственной крови в жертву высшим силам – идея, хорошо известная и в Мезоамерике, так что восходит она, скорее всего, к древним индейским традициям. Однако первые свидетельства о Пляске Солнца относятся к в XVIII веку. Это был хотя и сохранявший древние черты, но сравнительно новый обряд, что не помешало ему к концу XIX века стать важнейшим ритуалом на Великих равнинах, да и в некоторых других регионах. С точки зрения европейской культуры кровавые детали обряда выглядят жестоко, и позже американские власти даже запретили его. Индейцы ничего дурного в Пляске Солнца не усматривали: она была для них воплощением связи между человеком и духами, Вакан Танка и всем живым. А каждый вичаша вакан вкладывал в ритуал свои смыслы, ориентируясь на ниспосланные духами видения, все более востребованные по мере того, как индейская культура отступала под напором европейцев[153]. Подчас, впрочем, эти видения могли помочь и в войне. Именно так произошло в сражении при Литтл-Бигхорн.