Филумана - Валентин Шатилов

– Князь, да кто такие анты? Как их отличить?

– О, княгиня, очень просто! Анты – это все. Кроме господ, нас, носящих гривну. Кроме господского приплода, тех, кто кровь от крови, плоть от плоти господской. То есть господские отпрыски, дети князей, лыцаров. Они без гривны, потому что их родовую гривну уже носит кто-то другой. Возможно, гривна примет их, когда подойдет срок, возможно, отвергнет – сие неведомо, поскольку не проверено, что бы там ни говорили волхвы. В числе таких людей, например, мой брат Порфирий. Да и я был просто господским приплодом, пока не возложил на себя гривну. И вы. Хотя нет. Вас господским приплодом не считали. Потому что никто и подумать не мог, что вас может принять гривна! Будучи княжной, вы в глазах всех являлись всего только голутвенной…

– Да, слышала это слово, – обрадовалась я. – Иннокентий, один из лыцаров Сурожского княжества, называл так дядьку Георга Кавустова. Того дядьку, который и совершил подлое убийство моего отца. Подстерег на переходе из одного мира в другой – я вам говорила про этот переход. Есть такой в усадьбе Шагировых и сейчас заделан металлической дверью – Еще бы, помню, конечно! – кивнул Михаил. – И про пса-дядьку знаю. Голутвенные – самые опасные люди в мире. Я наш мир имею в виду. В вашем, как я понял, раз нет антов, нет и голутвенных – все только господского рода.

– Ну, вообще-то и у нас более чем достаточно верующих людей, – вынуждена была я развеять иллюзии Михаила о нашем мире.

– Но они верят в триединого Бога и других отдаленных. небесных богов – из числа тех, которых вы назвали, так ведь? Им же не нужно верить еще и в господ, являющихся земными богами?

– Некоторым и это нужно, – развела я руками.

– Но, наверно, никто из них не пойдет на смерть за своего земного господина и не зачахнет от навьей истомы после господской смерти? – не сдавался Михаил.

– Боюсь, что даже и таких фанатиков у нас предостаточно, – вздохнула я.

– Значит, ваш мир не отличается от нашего столь уж решительным образом, – вынужден был признать князь, – Он только чуть совершеннее, но состоит из всех тех, кто есть и у нас. Только в других соотношениях. Видимо, антов у вас гораздо меньше.

– Чем-то все-таки отличается, – задумчиво сказала я. – Не припоминаю, чтобы в нашем мире были возможны такие фокусы, как, например, мой вчерашний – с Николой-Антоном…

– Тпру-у! – зычно крикнул Антон с облучка. Карета остановилась.

Князь приоткрыл дверцу, спросил у подскакавшего Нико-дима:

– Что?

– Сурожская граница, князь! – бодро отрапортовал тот. А в мыслях у него был радостный задор, готовность и желание подраться.

– Будет пограничный контроль? – удивленно полюбопытствовала я.

– Контроль? – переспросил князь, затворяя дверцу. – Нет, ничего не будет, но теперь надо двигаться осторожнее. Мы поменяем наш порядок. Впереди поедут двое всадников. И позади двое. Вашу карету, княгиня, уж не взыщите, мы поставим после моей. Оно и безопаснее, и к тому же мы выехали из вашего княжества – вам больше незачем показывать свое главенство.

– Так быстро мое княжество закончилось? Всего полтора дня пути? – грустно покачала я головой. – А я – то считала себя богатой госпожой!

– Вы богаты, очень богаты, – смеясь, утешил меня Михаил. – Если хотите знать, по богатству с Сурожским княжеством могут сравниться еще только два-три, не больше. Не считая, конечно, Вышеграда. Я вот не в пример беднее вас. Хоть княжество Кравенцовское даже пообширнее Сурожского, но угодья наши поплоше… Горы, камни, пустыни, глиноземы – с вашими тучными плодородными равнинами и не сравнить! А Турское княжество, в которое мы въехали, – оно просто длинным клином вдается сюда, в сурожские земли. И все равно даже этот клин много плоше ваших, княгиня, угодий: гнилые леса, болотная ряска, нечисть в изобилии. Сам же славный княжеский город Тур – малая деревенька по сравнению с Су-рожем…

– Князь, вы верите в нечисть? – изумилась я. – Мне показалось, что это удел антов! – Верить – да. Верить и подчиняться. Я же просто знаю, что нечисть существует. Виды нечисти разнообразны, пользы от нее никакой, и подчиняться ей я не собираюсь.

– Знаете? Вы встречались с нечистью?

– Нет, не встречался, – с сожалением признал Михаил. – Да и как же мне с ней встретиться, когда она господ как огня боится. Наши гривны для нее – страшнее страшного. Тушки побитой нечисти видеть приходилось – тьфу, мерзкое зрелище. Мои ратники из голутвенных хвастались, на копьях показывали эту пакость смердящую. А в живом виде – куда там! Нечисть от наших с вами княжеских гривн на версту, поди, сейчас разбегается!

– Князь, – постучал в окошко подъехавший Порфирий. – Не прикажете ли на полянке обед подать – вот подходящая. А то потом в буреломе такой хорошей и не отыщем.

Ненависть его не охладела ко мне даже после вчерашнего, когда уж все, а не только мои личные слуги, прониклись ощущением моего господского права. Порфирий, как мог, боролся с этой ненавистью, невыносимой ему самому. А мог только молитвой. Даже и сейчас, при обращении к Михаилу, в его голове на заднем плане звучал плохо различимый речитатив очередных молитвенных слов.

Князь обернулся ко мне: – Что, княгиня? Выйдем на солнышко, пока его не скрыли ветки дикого леса? Погреемся, разомнем молодые косточки, а заодно и пообедаем!

* * *

Сидя вместе с князем, по обычаю, во главе импровизированного стола из полотняных скатертей, расстеленных прямо на траве, я уже допивала бодрящий кисленький клюквенный морс, когда кто-то чужой краешком своей воли задел мое внимание. Сам того не желая.

Я прикрыла глаза. Попыталась среди разноцветных шаровых молний сознаний моих спутников отыскать этого чужого. И не нашла. Его не было.

Зажмурившись сильнее, я даже прикрыла глаза ладонью, чтобы убрать мешающее красное марево света, проникающее через веки.

– Княгиня? – обеспокоенно спросил тут же Михаил.

Разговор за столом смолк.

Я покачала второй ладонью – не мешайте! – и огляделась вокруг еще внимательнее.

Чужой был. И не был. Какие-то неяркие светлые полоски. Туманные мазки. Они то проявлялись, то исчезали. В центре каждой полоски легкой искоркой вспыхивала чужая мысль– даже не сама мысль, а ее мимолетный отблеск – и гасла тут же.

За нами следили. Отовсюду – и как бы ниоткуда. Нами очень сильно интересовались, но кто? Я не видела его личности. Все смазано, нечетко. Здесь – и как бы не здесь.

Открыв глаза, я бросила осторожные взгляды туда, где заметила посверкивание отражений чужой мысли. И опять – ничего. Листья, трава, ветки покачиваются под дуновением легкого ветерка. Вспорхнула, зачирикав, пичуга. По стволу, цепляясь коготками, порскнула вверх белка.

– Князь, – вздохнула я, – вы должны мне поподробнее рассказать про обитающую в здешних лесах нечисть.