Игрушка белоглазого чу - Глеб Васильев

Двигаясь как зомби, не чувствуя хромоты, француженка вернулась в комнату. Ее безумный взгляд наткнулся на висящий на стене двуручный прямой меч с рукоятью из кости моржового пениса. Осторожно взяв меч на руки, как грудного ребенка, Жене отнесла его в спальню, стащила с узкого лезвия ножны, швырнула их себе за спину и зафиксировала рукоять в куче подушек. Теперь меч серебряной иглой торчал вверх перпендикулярно полу. «Совсьем как моржовый пьенис» – безумно улыбнулась Жене, уперла острие между своих пышных грудей и медленно сползла на окрасившиеся алым подушки. Когда грудина уперлась в металлическую площадку эфеса, хрип пробитого легкого стих, кровь же изо рта лилась плавно и бесшумно, как сгущенное молоко в стакан крепко заваренного чая, впитываясь лебяжьим пухом и перьями. Знала ли Женевьева о том, что висящее на сцене в первом акте ружье обязано выстрелить в последнем акте, не известно. Но то, что сайгачий череп с гравировкой «Х» на лбу ухмыляется, наблюдая ее тихую смерть пустыми глазницами, ей привиделось вполне отчетливо.

Когда в квартире не осталось ни одной живой души, незримому оку, продолжающему наблюдать за сложившимся натюрмортом, явился старик с молочно-белыми глазками – он проходил предметы и стены насквозь, ногами ступал по разлившейся крови и не оставлял следов, но при этом был материален. Хоть око и было незримо, а старик – незряч, слепец уставился точно на него, как в объектив скрытой камеры. И в тот же миг незримое око, высвеченное чужим взглядом, осознало само себя. Впервые оно поняло, что существует и при том автономно. Обнаружило, что у него есть собственное «я», и это «я» здесь является здесь посторонним. Ощупав себя изнутри чувственными пальчиками проснувшихся мыслей, око затрепетало от дискомфортного чувства пристыженности и страха. Его заметили, поймали за руку на непристойном деле, и теперь, возможно, даже накажут. Так себя чувствует мальчишка, наблюдающий за непонятной, но будоражащей воображение наготой взрослых, через щелочку замочной скважины. Мальчишка забывает обо всем, погружается в транс, превращается в бестелесный взор, прикипает к объету наблюдения. Чем ближе объект приближается к нему, сжавшемуся по ту сторону двери, тем с большей жадностью взгляд впивается в нагое тело, губкой впитывает открывшиеся детали и подробности, ранее не замеченные. И только если взрослый распахнет дверь, больно стукнув маленького шпиона по лбу, закричит на него, даст оплеуху, хрупкий момент рассыпется прахом. Мальчик снова станет самим собой, обретет тело, щеки и уши которого покраснеют, а на лбу вздуется шишка. Мальчик не сможет вспомнить, сколько времени его тело бездыханно, с остановившимся сердцем и немигающими глазами просидело на кортачках возле замочной скважины, пока он сам был незримым оком.

25. Судный день

Она знала, что Леонид обязательно умрет…

Д. Липскеров «Леонид обязательно умрет».

Геши не было уже много часов, и Лёня успел утомиться бездеятельным ожиданием. Он пересмотрел по три раза любимые картинки в своей коллекции мужских журналов, которой по праву гордился. Слушал в плеере по кругу кассету немодной, но загадочно культовой джаз-панк группы «JERK the IRRESISTABLE», пока не сели батарейки. Эта музыка Лёне не слишком нравилась, так как, по его мнению, вобрала в себя худшие черты обоих смешиваемых стилей – занудство бесконечных джазовых импровизаций и грязный неряшливый звук плюс отвратительное владение музыкальными инструментами, свойственное для гаражного панка. Мешанина низкокачественных звуков «Неотразимого Мастурбанта» периодически разбавлялась вокальными партиями, исполненными нежным девичьим голосом, что было скорее плюсом. Последнее время Лёня предпочитал именно эту запись, его притягивало название профнепригодного коллектива – «Неотразимый Мастурбант» – будучи вторым, Пузырькову очень уж хотелось понять, как при этом можно быть еще и первым одновременно. Еще только из-за названия Лёня слушал немецкий электронно-альтернативный коллектив «K.M.F.D.M.», и то по неграмотности – считал официальной расшифровкой пятибуквия «Kill Mother Fucking Depeche Mode». В действительности «K.M.F.D.M.» обозначает «Kein Mehreit Fuer Die Mitleid», то есть «никакой симпатии к большинству», и к нелюбимому Лёней депешмоду отношения не имеет. В прочем, кто знает, может быть оригинальное название пришлось бы Лёне ближе, чем скандальная утка.

Когда сели батарейки, а картинки по причине многократного тщательного изучения опостылели и вызывали лишь сдержанную зевоту, бороться с голодным бунтом в животе стало невыносимо трудно. Пузырьков вытянулся на койке и попытался уснуть. Сон подкрался к Лёне, но, испугавшись жутких завываний желудка, убежал, поджав хвост. Конечно, Пузырьков и сам мог бы о себе позаботиться – одолжить корытце рыхлой китайской лапши быстрого приготовления у сердобольной толстухи Кати, проживающей этажом выше, или снова попытать счастья с вьетнамским должником. К тому же, Лёня сильно сомневался, что Геша и впрямь сумеет раздобыть денег или чего-нибудь съестного. Но что-то заставляло Пузырькова одинокой собачонкой сидеть в четырех стенах, глотать слюну и каждую минуту поглядывать на дверь – не появится ли хозяин. Лёне даже расхотелось щелкнуть Гешу по носу, когда тот придет с виноватой улыбкой и разведет пустыми руками. Уж скорее бы он пришел – Лёня волновался за пропавшего друга, хоть себе в этом и не признавался. Час от часу волнение росло, к сумеркам превратившись в муторную нервозность и навязчивое предчувствие чего-то нехорошего. Признаваться себе в чем то, или нет – дело хозяйское, но вот игнорировать жужжащую переспелой октябрьской мухой тревогу Лёня, почти полностью лишенный физических и моральных сил, не мог. Бледно-желтый день за окном сменились пыльным вечером, безлунным и беззвездным, как подшляпное пространство пожилого небогатого негра.

«Черт знает что! Это же просто, ну, ни в какие ворота! Пенек вам в срачку и пукало в растопырку! Оскотинились вы, господин Скотофеев, в дулю оскотинились – как другу говорю. А Прошка-то наш, слыхали, что учудил? Голым обрядился и в страстную неделю к боярыне Пятижоповой, пока та на площади возле Покровов крестами себя крыла, верхом на верблюде безгорбом подъехал. Матушка, говорит, дозволь к одной пятой из святынь твоих животворящих причаститься. Боярыня за жопу схватилась и в визг, а Прошке будто того и надо – зубы скалит да елдак аршинный лярдом смазывает. Охальника, знамо дело, в острог, а Пятижопова, болезная, так по сей час и голосит – разобрало кликушество на шестом десятке. Ей-ей, господин Скотофеев, не вру я. А сами-то! Вы, господин Скотофеев, зазря урядника дегтем огорошили да паклей украсили, ей Богу, зазря. Урядник скотина знатная, но так и вы чай не приказчик – перья ему в зад петушиные с разбегу пихать. Оскотинились, как есть, вам говорю…» – опереточным баском ревел Лёня, вращая выпученными глазами и поглаживая мнимую бороду. Таким образом он пытался развеять тоску, утопить ее в театрализованном бредставлении, а заодно заглушить собственным голосом кошачий концерт в животе. Но в картонную стенку общежития – канцелярская кнопка легко пробивала ее насквозь – постучался недовольный сосед – второкурсник Вахтанг Заплешивепаршивели. Вахтангу, после мучительно долгих ухаживаний (занявших пятницу, все выходные, да еще и понедельник со вторником) за Настей Булочко, наконец-то удалось затащить первокурсницу из города Химки в свою кают-компанию. И теперь, когда усталый день зарыл глаза, погрузив не зашторенные окна в интимный сумрак, а семерки на покатом брюшке портвейна троились, Лёнины экзерсисы мешали романтическому времяпрепровождению чрезвычайно. «Зачэм с рытма сбываэшь?!» – досадовал Вахтанг, выплевывая изо рта клочки Настиных трусиков. Юная Булочко поддерживала партнера громкой нецензурной бранью и оглушительным иканием. Недовольство одних соседей со скоростью падающих костяшек домино в ходе цепной реакции передалось другим. Не взирая на тот факт, что Лёня послушно заткнул свой фонтан, соседи слева и справа, а также снизу и сверху еще минут десять остервенело колотили в стены, пол и потолок. Когда народ все же успокоился, ругань и удары перестали сотрясать хлипкую коробку общаги, перед Пузырьковым снова встал более-менее вечный для мыслящего русского человека вопрос – что делать? Про сон можно было забыть – в соседней комнатушке Вахтанг надрывно скрипел пружинами матраса, а Настя стонала больной коровой – удивительно, что к ним в стену не стучался никто. «Наверное, все сейчас трахаются. Кроме меня. А Вахтангу просто не повезло с матрасом. И не стучат, потому что Вахтанг всем ритм задает» – угрюмо подумал Лёня.