С тобой мои мечты - Мэй Макголдрик

— Дьявольщина! — прорычал Лайон, вцепившись в кровать здоровой рукой.

Вскоре острая боль начала понемногу затихать. Затем Охинуа велела Миллисент приложить мокрое полотенце к ожогу. Когда леди Эйтон в третий раз сменила примочку, Лайон увидел, как ткань рубашки отошла от раны. Женщины очень осторожно удалили лоскут. Обожженная рука была покрыта страшными волдырями, а там, где не было кожи, виднелась окровавленная плоть.

Несколько минут спустя в комнату заглянул Гиббз, чтобы предложить свою помощь. Миллисент заверила его, что справится сама, и отослала камердинера вместе с остальными слугами. Когда рану промыли, Лайон решил, что на этом его испытания закончились, но, как выяснилось, у Охинуа были иные соображения на этот счет. Старая африканка принялась осматривать правую руку графа в тех местах, где она не была обожжена. Прикосновения знахарки были легкими, словно она водила перышком по коже. Охинуа ощупала каждый палец, каждую косточку, каждую мышцу, осторожно осмотрела локоть и предплечье Лайона, стараясь не задеть обожженное место. Постепенно она добралась до плеча, скрытого под одеждой.

— Снимите с него сюртук и рубашку, — попросила африканка.

— Черта с два я вам это позволю! — возмущенно воскликнул Лайон.

— Я вернусь через пару минут, — невозмутимо добавила знахарка, не обращая внимания на слова графа.

Когда Охинуа вышла из комнаты, Миллисент взяла в руки ножницы.

— Что делает со мной эта женщина? — потребовал объяснений Лайон.

— Охинуа собирается осмотреть вас, как это сделал бы любой другой доктор.

— Зачем? — Эйтон схватил Миллисент за руку.

— Потому что она разбирается в медицине не хуже, а может быть, даже лучше, чем те доктора, которые вас уже лечили. И еще потому, что я попросила ее об этом, — спокойно ответила Миллисент. — Она не причинит вам вреда, Лайон. Я буду сидеть рядом и ни на минуту не оставлю вас. Пожалуйста, позвольте ей помочь вам.

Эйтон нехотя согласился.

— Ну хорошо. Только не нужно больше ничего резать.

Помогите мне снять одежду. — С помощью Миллисент Лайон избавился от сюртука. — Вы, наверное, думаете, что раз она сумела вылечить собаку на прошлой неделе, то сумеет и меня исцелить?

— Она любила эту собаку, но вы, вероятно, не верите, что африканка любит и вас.

— Старая ведьма сама мне в этом призналась.

— Нельзя быть таким несговорчивым, — прошептала Миллисент. — Пожалуйста, Лайон. Мне кажется, ей известно много такого, о чем ваши высокообразованные доктора даже и не подозревают.

— И что же ей такое известно, по вашему мнению?

— Возможно, она умеет извлекать пользу из самых разных чувств и ощущений, даже тех, на которые вы не обращаете внимания или стараетесь скрыть. — Лайон с недоумением посмотрел на жену. — Ваша рука двигалась, я видела это сама на прошлой неделе, когда разбился бокал. А три дня назад, когда Джон помогал вам подняться с постели, у вас оказалась вывернута нога. Я подозреваю, что вы сами ее выпрямили. А потом, прошлой ночью, вас снова мучили кошмары, и я видела, как перекатываются мышцы у вас на ноге.

Но Лайон был убежден, что это всего лишь череда разрозненных случайностей. Он по-прежнему не мог управлять своим телом и контролировать движения, хотя в последнее время все чаще замечал у себя непроизвольные сокращения мышц, но Эйтону не хотелось говорить об этом Миллисент. К чему внушать ей ложные надежды? Не лучше ли любоваться ее растрепанными кудрями, выбившимися из строгого узла на затылке и обрамлявшими ее прелестное лицо. Сейчас она выглядела особенно хрупкой и нежной. Такой он увидел ее прошлой ночью. Миллисент склонилась над ним, стараясь пробудить его от ночного кошмара, а Лайону мучительно захотелось притянуть ее к себе и поцеловать.

Вот и сейчас он почувствовал то же непреодолимое желание.

— Движения были непроизвольными, возможно, они ничего не значат.

Вернулась Охинуа. Она принесла с собой бутылочки с какими-то снадобьями. Миллисент склонилась над постелью Лайона, и у него перехватило дыхание от неожиданной близости.

— Я думаю, надо хвататься за любую возможность, даже самую крошечную. Многие здесь верят в эту женщину, Лайон. Я вовсе не утверждаю, что она непременно полностью исцелит вас, но с нашей стороны было бы глупо упускать такой случай. Пусть Охинуа сделает все, что сможет.

— Поступайте как знаете. — Лайон выпустил руку жены. — Но мне кажется, вы только Попусту теряете время.

Когда Миллисент сняла с Лайона рубашку, у нее все пересохло в горле от волнения. Она проводила почти все ночи у постели мужа, оставалась в комнате, когда слуги меняли Лайону одежду, но ни разу не испытывала такого ощущения, как сейчас, когда сама сняла с него рубашку. В этих прикосновениях было что-то волнующее.

Охинуа подошла к кровати, держа в руках бутылочку и несколько чистых кусков полотна.

— Осторожно смажьте этим обожженную руку и сделайте свободную повязку.

Миллисент поднесла к носу склянку с лекарством.

— Запах кажется знакомым.

— Это мазь на основе отвара из коры вяза. Она поможет избежать нагноения. Рана быстро затянется.

Миллисент была рада, что для нее тоже нашлась работа. Она приготовила повязки, а знахарка в это время осматривала тело Лайона.

— Вы слишком напряжены. Расслабьтесь, — мягко сказала она, обращаясь к Эйтону. Охинуа положила ладонь ему на грудь и принялась неторопливо поглаживать круговыми движениями. — Пусть ваше тело поговорит со мной.

— Вы же сами обвинили меня в том, что я слишком много болтаю, — возразил Лайон, переводя взгляд с потолка на знахарку.

— Закройте глаза, позвольте вашим мыслям унестись в прошлое. Подумайте о тех временах, когда ваша жизнь была мирной и спокойной. И тогда ваше тело само подскажет мне, где болит.

К удивлению Миллисент, Лайон не стал возражать. Он послушно закрыл глаза, позволяя старой африканке ощупывать его тело. Миллисент вернулась к своему занятию. Когда она перевязала рану, Охинуа жестом приказала ей остаться рядом с мужем.

Было приятно наблюдать за ловкими движениями морщинистых рук Охинуа, легко скользящих по груди Лайона, его плечам и рукам. Миллисент казалось, что в ее собственном теле тоже возникает ощущение расслабленности и покоя.

— Теперь мне нужно осмотреть его ноги. Вам придется снять с него башмаки, чулки и бриджи, — скомандовала Охинуа.

Лицо Миллисент вспыхнуло от смущения.

— Я пойду и позову кого-нибудь из слуг. — Она быстро вскочила на ноги.

— Нет, — проворчал Лайон, приоткрывая глаза, — я не желаю, чтобы по дому поползли новые слухи. Вы сами отлично с этим справитесь.

Миллисент едва не задохнулась от ужаса. Снимая с Лайона рубашку, она вдруг почувствовала, как ее охватывает желание, а ведь это была всего лишь рубашка. Господи, а теперь еще и бриджи.