Чаровница - Кристина Брук

Сесили задумчиво повертела кувшин в руках, с минуту разглядывая рисунок с тремя фигурами, а затем поставила его обратно на место.

– Большое вам спасибо за то, что показали вашу коллекцию фарфора, – поблагодарила она Ашборна. Его рассказ тронул ее, он не оставил равнодушной к перенесенным им испытаниям.

Рэнд молча закрыл двери шкафа и спрятал ключ в кармашек жилетки. Шумно вздохнув, он хитро улыбнулся, потер руки и произнес:

– А теперь пора начать штурм чердака.

Как ни хотелось Сесили поскорее попасть на чердак, но в этот миг – после нескольких минут откровенности и открытости – ей показалось неприличным приступать к такому прозаичному и малоинтересному для него делу.

С присущей ей тактичностью она взяла Ашборна под руку, решительно мотнув головой:

– У нас слишком мало времени, ведь скоро обед. Раз мы здесь, почему бы вам не показать мне остальные ваши богатства?

Чуть позже тем же вечером, ведя леди Сесили наверх на чердак, Рэнд, к собственному удивлению, пересмотрел свою прежнюю стратегию. Он заманил к себе в поместье леди Сесили под ложным предлогом, заглушая еле слышный голос совести уверениями, что в его намерениях нет ничего дурного. Но такого рода оправдание больше не помогало. Сегодня между ними произошло что-то такое, что в корне изменило их отношения. Странный восторг, овладевший его душой, полностью поглотил боль утраты, когда он рассказал ей о смерти своих родителей. А удивительное прикосновение ее руки, подарило ему такое утешение, какое он никогда не испытывал в жизни.

Ее прикосновение подарило ему не только успокоение, но и надежду. Она так тонко, так глубоко прочувствовала его настроение, что смогла дать ему то, чего больше всего хотела его душа. В который раз Рэнд подивился тактичности и тонкости чувств молодой девушки.

Но тут червь сомнений и колебаний опять закопошился в его сердце, и он усомнился в ее способностях, ведь душещипательная история о его семейном сервизе могла растрогать любое, даже самое твердое, женское сердце, разве не так?

Да, все так. Рэнд покачал головой, поражаясь самому себе. Он не собирался ничего ей рассказывать. И вдруг безотчетно, повинуясь странному порыву, поведал историю любви своих родителей, о которой он не рассказывал никому – причем так подробно и так трогательно, что сам удивился.

Он снова покачал головой. Как бы цинично это ни звучало, он сделал это с тайным умыслом. Он не любил говорить о родителях, более того, до сих пор он не рассказывал никому о секрете сервиза. Должно быть, к такому ловкому ходу его подтолкнул заложенный в нем макиавеллевский инстинкт.

У Рэнда неприятно дрогнуло сердце, и он на миг замер. И тут же за его спиной послышалось глубокое дыхание Сесили, едва не натолкнувшейся на него. В этом не было ничего удивительного, ведь они преодолели четыре пролета лестницы, поднимаясь наверх.

По мере того как они забирались все выше и выше, Рэндом все больше и больше овладевало сладостное волнение. То ли окружавшая их темнота, то ли необходимость соблюдать секретность – он не мог с уверенностью определить, что этому способствовало, но ее запыхавшееся дыхание показалось ему очень эротичным. Его воображение тут же нарисовало ему другую, очень соблазнительную, картину: он накрыл ее тело своим и страстно осыпает ее поцелуями.

Он оглянулся. При свете фонаря ее карие глаза таинственно мерцали, как только что сваренный шоколад.

Рэнд протянул Сесили руку, чтобы помочь, но она отказалась, замотав головой. Немного подосадовав, он устремился вперед. Как только они забрались на чердак и дверь за ними закрылась, Рэнд не стал больше мешкать. Он обнял Сесили и привлек ее к себе.

* * *

На этот раз она не сопротивлялась. Весь вечер Сесили только и думала о том, что он поведал ей о своих рано умерших родителях. О его, по-видимому, страшно одиноком детстве. О том, чего не было в его жизни.

Когда умер Джонатан, Сесили испытала, видимо, точно такую же боль, какую испытывал Ашборн на протяжении всего детства. Не только потому, что ушел любимый человек, но также оттого, что ты остаешься один-одинешенек на всем белом свете, когда рядом с тобой нет ни одной родной и близкой тебе души.

Такого Сесили не пожелала бы даже злейшему врагу.

Но ведь ей повезло, она обрела фактически вторую семью среди Уэструдеров. Пусть Уэструдеры не были ей так близки, как мать, отец и брат, но тем не менее ее связывала с ними, особенно с кузинами, прочная нить, узы родства.

А как вел себя Фредди, кузен Ашборна? Он же предал своего покровителя, вступив, или почти вступив, в любовную связь с его бывшей любовницей! Хуже того, поведение Фредди, по-видимому, нисколько не удивило Ашборна. Неужели герцог был столь низкого мнения о своих родственниках? Судя по огромному, пустынному дворцу, в котором он жил в одиночестве, особой приязни между Ашборном и его близкими не было и в помине.

В тиши чердака Сесили чувствовала, что попала в совсем иной мир, где нет места прежним обычным понятиям. Они как бы перенеслись в те далекие времена, когда женщина, если она хотела быть вместе с мужчиной, смело могла осуществлять свое намерение – без всякой опаски или стыда.

Сесили не хотелось сопротивляться, отталкивать его от себя. Напротив, она сама обвила руками его за шею, прижимаясь к нему.

Тихо выдохнув ее имя, Рэнд с нежностью поцеловал ее. И опять, как в первый раз, ее захлестнула волна наслаждения, Сесили как бы погрузилась в сладостный мир новых, еще неизведанных ощущений. Она задрожала, чуть приподнялась и поглаживала руками его шею и голову.

Рэнд хрипло вздохнул, как вздыхает умирающий от жажды человек при виде кружки с водой. Повинуясь внутреннему зову, он с новой силой принялся целовать ее лицо, губы, щеки.

Мало что умеющая Сесили училась постигать науку любви, ее страхи и гордость прошли, отступили на задний план и больше не мешали. Осталось только неопытное, но жаждущее познания естество, горячо отвечавшее на ласки Рэнда и жаждущее слияния с его одинокой душой, скрывавшейся за столь красивой и мужественной внешностью.

Рэнд еще крепче обнял ее, и она, дрожа от волнения, вытянулась, как струна, и прижалась к нему, гибкая, мягкая и нежная. Такая близость пьянила, кружила голову, возбуждала и увлекала дальше, требуя продолжения.

Рука Рэнда ласково обхватила одну из ее грудей, и в ответ он услышал прерывистый стон, полный неги. Тогда он принялся ласкать и гладить ее грудь с явным намерением заставить ее просить его, чтобы он сделал что-нибудь, способное утолить тот голод и жажду, которые его ласки должны были пробудить в ее теле.

Вскоре ему удалось добиться задуманного: Сесили показалось, что еще немного, и она умрет от невероятного наслаждения, охватившего все ее естество.

– Сесили, – прошептал он.

Она прекрасно помнила свое имя и не нуждалась в напоминании, но ей было необходимо другое – чтобы он продолжал делать то, что делал. Ей хотелось поблагодарить его, тем самым подтолкнуть к дальнейшим ласкам, но слова застревали и не хотели слетать с языка, впрочем, судя по всему, он не нуждался в них.