Эксгумация юности - Рут Ренделл

Высказав сочувствие по поводу инсульта, Майкл согласился, и они договорились о времени встречи. Джордж повесил трубку, и вошедшая в комнату Морин тут же стала выяснять, что Майкл думает об Алане и Розмари.

— А я ведь не сказал ему! Забыл.

— Ну ты даешь! Ведь об этом нужно было сообщить в первую очередь…

— Можешь сама ему рассказать, когда он сюда придет, — отмахнулся Джордж.

Этот звонок взбодрил Майкла. Он понял, как ему до сих пор не хватало дружеской беседы. Он снова набрал номер Дафни.

— Почему бы тебе не заглянуть ко мне? — спросила Дафни. — Сегодня днем или завтра. Будешь нашим первым гостем.

— Нашим?

— Ну да. Алан Норрис теперь живет со мной. — Она произнесла это таким тоном, будто речь шла о погоде.

— То есть… ты хочешь сказать?..

— Что он живет со мной.

— Живет? В гражданском браке? — Майкл использовал более привычное в его профессии юриста выражение.

Дафни рассмеялась:

— Именно в гражданском. Приходи к нам на ужин, и мы все тебе объясним.

Два довольно приятных разговора подняли ему настроение. И он решился на необычный для него поступок. Он унес трубку телефона на второй этаж, в комнату Вивьен. Он словно чувствовал ее присутствие. Все, что он скажет, все, что ему ответят, можно вынести, лежа здесь на этой кровати. Номер «Урбан-Грейндж» он помнил наизусть.

Почти все крупные организации давно обзавелись автоответчиками. Эти аппараты всех раздражали, особенно пожилых людей, которые ожидали услышать живой голос, поговорить с кем-то, кто будет слушать и отвечать на вопросы. Нажимая кнопки телефона, Майкл представлял, как автоответчик скажет ему: нажмите один для заказа, два для отмены, три для продления, ну и так далее. Но неожиданно ему ответил живой женский голос:

— Чем я могу вам помочь?

— Меня зовут Майкл Уинвуд. Мой отец — Джон Уинвуд. — Он почувствовал, будто находится сейчас на заседании суда, на свидетельской трибуне.

— А мистер Уинвуд проживает в «Урбан-Грейндж»?

— Да-да, он живет у вас.

Должно быть, женщина искала нужные данные в компьютере.

— Ах да, это один из наших любимых постояльцев. Но в качестве его ближайшей родственницы здесь значится миссис Зоу Николсон.

— Да. Все верно. Но она умерла, и теперь ближайший родственник — я. Может быть, вы теперь меня занесете в свою базу?

Майкл продиктовал информацию о себе, женщина поблагодарила его и спросила, не собирается ли он в ближайшее время посетить «Урбан-Грейндж».

— А стоит ли? — спросил Майкл.

— Нам нравится, когда наших подопечных навещают их родные, — сказала секретарша и, заглянув в компьютер, вздохнула. — Мистер Уинвуд наверняка будет вам рад, он ведь очень пожилой господин.

Майкл обещал перезвонить и сообщить, когда именно сможет приехать. Он повесил трубку, уткнулся лицом в подушку и, закрыв глаза, представил, что рядом лежит Вивьен. Вновь почувствовав себя одиноким, он спустился на первый этаж.

«О таком пишут в газетах», — подумал Майкл, когда, войдя в гостиную Дафни, увидел ее и Алана. Но истории из газет обычно рассказывают о воссоединении влюбленных, которых разлучила война или интриги родственников. Казалось, они были вполне довольны своей жизнью с другими людьми (с женой в случае Алана), а история с отрезанными кистями рук в жестяной коробке вновь соединила их.

Эта мысль быстро исчезла, как только он принялся рассказывать о своей тете и об отце, которого не видел с детства.

— Как ты думаешь, — он посмотрел на Дафни, — стоит ли мне ехать в «Урбан-Грейндж» и навестить его? Ну то есть выполнить сыновний долг? Хотя я не считаю, что я в долгу перед ним…

— А разве у него нет жены? Я помню, у тебя была мачеха…

— Она умерла. Она была очень богатой и оставила ему огромное наследство, так что он может себе позволить прожить до конца своих дней в «Урбан-Грейндж».

— Должно быть, он очень старый, — сказала Дафни. — Ты бы хотел его увидеть? Мне кажется, что не очень.

— Ему через пару месяцев исполнится сто лет. Представь — услышать такое во времена нашей молодости! — Майкл улыбнулся. — Ты спрашиваешь, хочу ли я его навестить? Нет, конечно. Я боюсь. Я тоже уже пожилой человек, и пора бы мне избавиться от этих страхов. Но не получается. — Майкл помолчал, чувствуя, что ему не стоит этого говорить, но не в силах остановиться, продолжил: — Когда я его вспоминаю — а я не видел его очень давно, — мне он всегда представляется каким-то монстром, ссохшимся чудовищем, наподобие пришельца из фильма ужасов.

— Ох, Майкл, — вздохнула Дафни.

— Я представляю, как меня проводят в его комнату и оставляют одного, я жду его, и он входит. И я кричу от ужаса. — Он глубоко вздохнул. Его собеседники молчали, держась за руки. — Прошу прощения, что заставил вас все это выслушать. Шейла, моя мачеха, которую я видел всего лишь раз, умерла от передозировки таблеток, которые она запила бутылкой виски. Следствие сочло, что это был несчастный случай. Но мне кажется, что это папаша помог ей умереть. Я должен не вам это рассказывать, а полиции. Но это все-таки мой отец. И ему почти сто лет.

— Да, полицию, пожалуй, посвящать в это не стоит, — согласился Алан. — Скорее всего ему и так немного осталось. Не знаю, что скажет Дафни, но я думаю, что тебе все же стоит его навестить. Побороть страхи и заставить себя провести у него полчаса. Что думаешь, Дафни?

Поколебавшись, она ответила:

— Знаешь, я ведь его знала. Он жил в соседнем доме. Наверное, стоит спросить, хочет ли он тебя видеть. Попроси работников «Урбан-Грейндж», пусть справятся у него. Ведь он тоже, возможно, отнюдь не горит желанием общаться с тобой. Мы не любим тех, кому когда-то сделали больно…

— Они, конечно же, скажут мне, что он хочет меня видеть. Но я все равно спрошу. Обязательно, — пообещал Майкл.

— Ну и отлично. А сейчас пора ужинать.

Но был еще один очень пожилой человек, которого Майкл должен был навестить. Когда его впервые попросил Джордж Бэчелор, он уже предвкушал это. Он много думал о Кларе Мосс, этой невысокой худой женщине, которую его отец презирал и за глаза называл «миссис Швабра». С тех пор как Анита пропала, Майкл оказался единственным, кому отец говорил разные мерзости о Кларе: о том, как она глупа, как плохо работает и не умеет толком убирать.

Она всегда носила какие-то тапочки и одежду из хлопка, но даже Джон Уинвуд не мог назвать ее неряхой. Майклу нравилось, как она его временами обнимала, — от нее пахло дегтярным мылом «Райте-коул-тар». Она всегда тщательно мыла руки, пока кожа не краснела, а ногти не начинали блестеть.

Майкл заметил, что обручальное кольцо, которое она носила на безымянном пальце левой руки, свободно скользило вверх и вниз. Скорее всего, потому что она сильно похудела после того, как убили ее мужа.