Тонкая математика страсти - Андрей Курков

Я опустил руки на руль. И почувствовал, что он сам, без моей помощи, ведет машину, то беря чуть влево, то вправо.

Какое это счастье – знать, что ты совершенно здесь не нужен и даже машина, эта железяка с мотором и четырьмя колесами, сама может держаться дороги!

Я не убирал ноги с педали газа, но показалось мне, что скорость уменьшилась и перестало трясти.

И спокойнее стало на душе. Я чувствовал приближение внутреннего мира и согласия с самим собой.

Оглянулся назад и не увидел тени, преследовавшей меня. Она безнадежно отстала.

Теперь я был свободен. Который уже раз! Я был свободен, и эта нынешняя свобода была совершенно другой. Она была легкой и воздушной, и сам я, словно потерял вес или вдруг перестал подчиняться закону всеобщего тяготения, почувствовал необоримое желание взлететь, стремление влиться в воздух, в небо, в его голубую ткань, окутавшую эту грязно-зеленую землю.

Я встал ногами на сиденье и почувствовал кожей встречное мощное движение воздуха.

Я наклонился вперед, расставив руки в стороны, ладонями к земле.

Я вдохнул воздуха полные легкие.

И приближавшиеся домики города стали вдруг уходить, проваливаться вниз, больше не увеличиваясь в моих глазах.

И ноги мои ни на чем больше не стояли.

Я был свободен.

Рядом летели птицы.

Город уменьшался, съеживался, скручивался калачиком, как испуганный ежик.

А впереди показалось то самое предгорье, с вершины которого я любил смотреть вниз и чувствовать… чувствовать именно то, что чувствовал я сейчас: удивительную легкость и свое единение с голубой тканью неба, свою отныне и навеки неразрывность с этим воздушным миром, пропитанным солнечными лучами и лунным свечением, звездной пылью и ворсинками птичьих перьев.

Вершина предгорья приближалась, и я узнавал покрытые мхом камни, как раньше узнавал людей.

Я опустился на самом краю вершины лицом к склонившемуся в скорбящей позе камню.

И прочитал написанное на нем, удивляясь тому, что арабская вязь перестала быть мне непонятной:

«Аль-Шамари Мохамед умер в 1411 году. Никто не может умереть иначе, как по разрешению Аллаха, согласно Книге, определяющей срок жизни каждого. И нет победителя, кроме Аллаха».

Киев задыхался от августовской жары. Днем в городе было пусто, и в воздухе витали сочные пары расплавленного асфальта. Только под вечер на улицах появлялись люди. Они прохаживались в поисках охлаждающего вечернего ветерка, но очень часто не находили его и возвращались по домам, иногда по дороге предварительно зайдя в пивную или в бар.

В тот день мне пришлось выехать в центр города в самый разгар жары – от нечего делать я более тщательно пролистывал газеты объявлений и нашел одно, касающееся продажи НЕДОРОГОГО прибора ночного видения. Как-то странно было, что мысль о приобретении такого прибора посещала мою голову регулярно, примерно раз в неделю, на протяжении последнего года. Но когда я звонил по подобным объявлениям, цена прибора отпугивала меня мгновенно – просили от двухсот до трехсот долларов, что для безработного гражданина являлось настоящим состоянием. В этот раз я тоже ожидал какой-нибудь невероятной цены, не очень-то доверяя слову «недорогой». Но разговор с невидимым продавцом меня вдохновил. Он не хотел денег. В оплату он хотел какую-то услугу, и, чтобы выяснить – могу ли я оказать ему эту услугу, я ехал в центр, где была назначена встреча. В маленькое стоячее кафе «У Георга», располагавшееся рядом с городским ломбардом.

Двери кафе были раскрыты настежь. Внутри было приятнее, чем снаружи. Облокотившись о стойку, рядом с выходом стоял мужчина лет сорока в бордовой футболке и белых парусиновых брюках. У его ног лежала довольно большая брезентовая сумка. Это был ОН, а по моему быстрому взгляду в его сторону он сразу понял, что я – это Я, тот самый, с кем назначена встреча.

Мужчина пил красное вино из одноразового пластикового стаканчика. Пил медленно, делая маленькие глотки.

Я тоже взял сто граммов «Каберне» и, подойдя, поставил свой стаканчик на стойку рядом с ним.

– Вы – Николай? – спросил я.

Он кивнул. Осмотрел меня с головы до ног.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Саша, – ответил я и тут же перешел к делу. – Так какая услуга?

Николай, видимо, не был настроен на быстрый разговор, что, впрочем, легко объяснялось жарой, замедлявшей не только любые движения, но и сам мыслительный процесс.

– Услуга… – повторил он. – Услуга несложная… У меня на Байковом похоронен друг. На днях будет годовщина со дня смерти. Я обещал вдове ухаживать за могилой и перед каждой годовщиной приводить могилу в порядок, приносить венок и все такое… Но у меня есть враги, они знают и про годовщину, и про мое обещание, поэтому я не могу появляться на Байковом, иначе там и останусь. Понятно? Услуга заключается в простой уборке и украшении могилы. Вы согласны?

Я кивнул. Мне бы и в голову не пришло, что от меня потребуется такая малость.

– Хорошо, – удовлетворенно произнес Николай, отпил еще вина, потом ногой дотронулся до брезентовой сумки. – Вот здесь прибор. Можете взять его сейчас. Я вам доверяю, тем более, что у меня записан ваш телефон. У меня аппарат с определителем номера. Я вас буду ждать завтра в одиннадцать утра на углу Федорова и Красноармейской.

– Зачем? – удивился я.

– Там я вам передам венок и объясню, как найти могилу, – спокойно ответил он. – Берите! – он кивнул на брезентовую сумку.

Я поднял сумку – на вес в ней было килограмма четыре.

Дома меня ждали Марина, горячий обед и два телефонных привета от старых знакомых.

Сначала я поел, а потом мы вместе с Мариной рассматривали прибор, меряли очки-маску, читали инструкцию, написанную суконным языком военного устава.

Той же ночью мы испытали прибор, занавесив все окна шторами, чтобы посторонний свет ночных фонарей и блики не помешали нам. Конечно, в моем воображении этот прибор должен был позволить видеть все ночью в дневном свете, но все оказалось не так. Видны были силуэты, черное на сером фоне. Заметны были любые движения, а когда глаза более или менее привыкли, то серый фон посветлел, проявились предметы.

На следующий день я встретил Николая в условленном месте. Он передал мне схему, на которой была указана нужная могила, номер участка и фамилия погребенного. Передал он мне и венок из свежих сосновых веток, густо опутанных траурными лентами – темнокрасной и черной. Венок был тяжеловат.

– Я позвоню на днях, – пообещал Николай. – Проверю, все ли в порядке.

Мы расстались. Я легко нашел нужную могилу – она действительно была не очень-то ухоженной. На холмике в беспорядке валялись высохшие прошлогодние цветы. На небольшом гранитном камне над выбитой фамилией умершего зиял овал от исчезнувшей траурной фотокерамики.