Свои чужие - Джина Шэй

— То есть мы будем снимать фильм по другой моей книге? — медленно спрашиваю я.

Кирсанов, явно закончивший играться с Димой в вербальный пинг-понг, поворачивается ко мне.



— Если вы хотите, Полина, — медленно откликается он. — Вы же хотите?

Хочу ли? Я сейчас устала и, честно говоря, хочу пойти домой и напиться. А потом поспать. Я здесь минут десять, но уже успела не только офигеть, но и совершенно потерять понимание, что происходит. Голова гудит, будто там звонят все колокольни разом.

Но… Все-таки мне особенно без разницы, какую мою книгу будут экранизировать, я их все очень люблю. Жалко потерянных недель, до слез жалко “Фею-крестную”, она не меньше прочих достойна экранизации, но… Если уж все так вывернулось…

— Я хочу, да, — отрешенно отвечаю я и устало тру виски. Боже, как мне в этом состоянии ехать на праздник вообще? Сидеть там в уголочке с кислой миной и пить за упокой несвоевременно почившей “Феи-крестной”?

— Значит, консенсус найден, — Кирсанов опускается в свое рабочее кресло и раздраженно смотрит на Диму. — Все свободны. Госпожа Бодлер, извините, что мои сотрудники так нас с вами подвели. Я вас сдернул так резко…

— Ничего, — вымученно улыбаюсь я. Господи, а я ведь только-только начала расслабляться, предполагая, что основная часть моей работы сделана, и я буду до начала съемок только изредка болтаться на кастинги. Ладно, хоть книгу в печать сдала на прошлой неделе. Можно сценарием и вплотную заняться.

“Все свободны” адресовано явно непосредственным сотрудникам Ильи Вячеславовича. Но поднимаюсь и я. Кирсанов выглядит усталым, поэтому кивает мне прощально.

Из его кабинета я выхожу последней. Успеваю заметить, как Алина замахивается на Диму папкой и что-то раздраженно ему шипит. Но, заметив меня, видимо, решает прилюдно не позориться и, зло улыбнувшись Варламову, уходит прочь.

А Дима… Дима остается. Стоит и смотрит на меня так, что на него даже орать не хочется. Виноватый по самое не могу, виноватее выглядеть просто невозможно.

И почему-то я сама сейчас не могу сдвинуться с места. Вокруг нас по-прежнему движутся люди, откуда это ощущение, что никого на свете кроме нас двоих нет?



— Поль, прости, — это все, что я слышу от Димы, и на самом деле это звучит очень искренно. Такому сложно не поверить. И даже эти два слова мне не были уж очень-то нужны.

Две секунды. Два удара сердца. Ровно стольно уходит у меня на то, чтобы сделать два шага к Диме и вцепиться в него с объятиями.

Не могу не обнять этого идиота! Вот как хотите!

Только обнять. Ничего больше.

Сейчас в этих объятиях нет ничего романтичного, но чувства благодарности — целое цунами. Да, он кретин, да, по его вине украли сценарий, но именно он уломал Кирсанова, и именно благодаря ему у меня будет фильм. Все-таки будет. Другой, но будет.

Дурак, дурак, дурак.

Я не сценарист, но я прекрасно понимаю, что такое эксклюзивный договор. Ты не можешь работать ни на кого, помимо того, кто уломал тебя на эксклюзив. У меня такой тоже есть, с издательством. Вот только для меня эксклюзивный договор с издательством — это бонус, который повышает процент, выплачиваемый мне с каждой книги, и куча дополнительных приятных плюшек. А для Димы это значит отказ от работы с сериальщиками. Потеря приличной части дохода. Да еще и двухгодичная выплата компенсаций… Кабала — это еще мягко сказано.

Ох, Варламов, какой же ты дурак, а!

Не знаю почему, но милейший Илья Вячеславович меня сейчас иррационально бесит. По сути — должен бесить Дима как основной виновник всего случившегося. А бесит Кирсанов. Мой любимый режиссер, ага.

Варламов стискивает меня в руках. Ух, и сильная он все-таки зараза, я чудом не пищу. Есть в его объятиях что-то отчаянное, отчего я не протестую, отчего не ругаюсь, что он зарывается. Я знаю, что ему сейчас это нужно. Он всегда тяжело принимал свои косяки, а уж такой фатальный… Самолюбие наверняка разлетелось в клочья.

В общем мужественно терплю эти варламовские клещи. И теплом топит от кончиков пальцев на ногах, до волос на затылке. И ком в горле, от невысказанных слов, которые я пока никак не смогла сформулировать.

— Может, выпьем кофе? — тихо спрашивает Дима, чуть ослабевая хватку. — Или ты торопишься? К жениху.

Последнее слово он произносит характерно сквозь зубы, но мне после всего случившегося даже не до того, чтобы отстаивать дистанцию между нами. Готова ли я прямо сейчас ехать в ресторан к Косте? Вот прямо сейчас, когда меня начинает трясти все сильнее, потому что нервы внезапно вспомнили, что они у меня не железные?

— Да, давай выпьем, — устало отвечаю я, отстраняясь. — И лучше с коньяком. И сожрать бы еще чего-нибудь.

— Шоколадное?

— Самое шоколадное, что найдем в меню.

Да-да, мои привычки и вкусовые пристрастия совсем не изменились за столько лет.

Дима улыбается краем губ. Ну хоть что-то. Он и так-то выглядит катастрофически бледным, вымотанным. Видимо, битва за судьбу “Феи-крестной” далась ему непросто. Но попереть против Кирсанова, уже накосячив… Боже, я не представляю, это насколько отбитым надо быть. Я бы, наверное, сидела как та Алина, пряталась за папочку, наматывала сопли на кулак.

В студии есть кофейня. На самом деле даже не одна, но мой кастинг прошла одна единственная, с третьего этажа. Я только на выходе из лифта понимаю, что Димка сжимает в своей ладони мои пальцы. Кошусь на его потерянную физиономию, решаю ничего с этим не делать. А пальцы чуть-чуть покалывает.

— А если этого урода, который спер сценарий, поймать? Что-то можно исправить? — неуверенно спрашиваю я, чтобы хоть как-то отвлечься от такой деморализующей Диминой близости.

— Ну, если поймать до того, как сценарий в сеть пойдет… Если пломба на конверте не будет сорвана, то можно, да, — Дима кривится, явно не думая о воре ничего приятного, — да только фигня, Полин. Я вчера весь вечер имел в мозг службу охраны и смотрел записи. Там утырок какой-то. В толстовке. На морде лица — очки солнечные. Откуда взялся — мы так и не поняли. Там камеры стоят очень неудачно, он вышел из слепой зоны, и сразу к моей машине.

Не то чтобы я очень надеялась, но все-таки надеялась, ага! И ужасно печально, что мои надежды обламываются.

— У Кирсанова все плохо с условиями эксклюзива, да? — тихо спрашиваю я, когда мы забираемся в уголок кофейни со своими стаканчиками кофе. — Много теряешь?

— Много, — Дима морщится. — Да еще и наверняка надбавку за эксклюзив мне пополам распилят, за то что так прокосячил. Полин, ей богу. Давай сейчас не об этом. Я уже морально почти принял, что два года буду на хлебе, воде и девяносто втором.

Ох, Варламов… Неисправимый, чуть что пытающийся прикинуться придурком, знакомый мне от “а” и до “я”, вечно стремящийся не показывать слабостей балбес.