Гайдзин - Джеймс Клавелл

В то время он не знал, что его прочат в сёгуны, да никто и не говорил ему об этом. Потом, четыре года назад, когда сёгун Иэёси умер от оспы, а ему исполнилось двадцать два и он был готов, отец выдвинул его кандидатуру, но тайро Ии выступил против и победил — личная охрана Ии владела Дворцовыми Вратами.

Так сёгуном стал его двоюродный брат Нобусада. Сам Ёси, его семья, его отец и все их влиятельные сторонники оказались под строгим домашним арестом. Только когда Ии был убит, Ёси освободили и вернули ему его земли и титулы, ему и тем, кто остался в живых. Его отец умер, заключенный в стенах своего дома.

«Я должен был стать сёгуном, — подумал он уже в стомиллионный раз. — Я был готов к этому и сумел бы остановить распад сёгуната, смог бы по-новому привязать к нему всех даймё и устранил бы проблему гайдзинов. Я должен был бы получить в жены эту принцессу, я никогда не подписал бы Соглашений и не позволил бы переговорам складываться не в нашу пользу. Я сумел бы договориться с Таунсендом Харрисом и начал бы новую эру осторожных изменений, с тем чтобы Япония смогла принять внешний мир в свою жизнь, двигаясь к этому своим шагом, а не понукаемая чужаками!

Однако пока что я не сёгун, Нобусаду избрали сёгуном по всем правилам, Соглашения существуют, принцесса Иядзу существует, существуют Сандзиро, Андзё, и гайдзины бьют тараном в наши ворота».

Он поежился. «Мне нужно быть ещё осторожнее. Отравление ядами — древнейшее искусство; днём ли, ночью, в воздухе может просвистеть стрела; за стенами замка сотни наемных убийц-ниндзя, готовых продать своё мастерство кому угодно. Да ещё эти сиси. На все это должен быть какой-то ответ! В чем он заключается?»

Морские птицы, кружившие, перекликаясь между собой, над городом и замком, нарушили мозаику его мыслей. Он пристально посмотрел в небо. Ничто не предвещало смены погоды или бури, хотя это был месяц перемен, когда прилетают большие ветра и вместе с ними зима. Зима будет тяжелой в этом году. Пусть не такой голодной, как три года назад, но урожай собрали бедный, даже беднее, чем прошлой осенью…

Погоди-ка! Что там говорил сегодня Андзё? Это ещё напомнило мне о чем-то?

Он повернулся и знаком подозвал одного из своих телохранителей, чувствуя, как его охватывает возбуждение.

— Приведите сюда этого соглядатая, рыбака, как его имя? Ах да, Мисамото. Тайно и без промедления доставьте его в мои покои — он содержится в караульном помещении Восточной стражи.

Вторник, 16 сентября

С первыми лучами солнца орудия флагмана с ревом салютовали сэру Уильяму одиннадцатью залпами, когда его катер подошел к трапу корабля. С берега ветер донес обрывки приветственных криков, все трезвое население собралось там, чтобы проводить флот, отплывающий в Эдо. Ветер набирал силу, море слегка рябило, небо покрывали редкие облака. Под свист боцманской дудки сэр Уильям торжественно поднялся на борт, Филип Тайрер за ним следом — остальные сотрудники миссии уже находились на сопровождающих их военных кораблях. Оба дипломата были во фраках и в цилиндрах. Тайрер держал руку на перевязи.

Они увидели адмирала Кеттерера, ожидавшего их на главной палубе, и рядом с ним Джона Марлоу. Оба офицера были в парадных формах — треуголки, синие мундиры с золотым позументом и пуговицами, белые рубашки, жилеты, панталоны и чулки, туфли с пряжками, до блеска начищенные сабли, — и у Филипа Тайрера сразу же мелькнула мысль: чёрт, каким красивым и элегантным и вместе с тем мужественным всегда выглядит Джон Марлоу в своём мундире, точно так же, как и Паллидар в своём. Дьявол меня забери, если у меня есть парадная одежда, вообще любая одежда, если уж на то пошло, чтобы соперничать с ними. В сравнении с ними я беден, как церковная крыса, даже ещё не заместитель секретаря. Чёрт! Ничто так не льстит мужчине, как мундир, и не придает ему такого веса в женских глазах…

Он едва не налетел на сэра Уильяма, который остановился на верхней ступеньке, когда адмирал и Марлоу вежливо отдали ему честь, не обратив на Тайрера никакого внимания. Чёрт, подумал он, будь внимательнее, ты тоже на службе, тоже на побегушках у Великого Человека! Будь осторожен, стань просто частью окружающей обстановки, как все остальные, с того момента, когда ты прибыл вчера в Иокогаму, Крошка Вилли Винки ведет себя словно кот, которого ужалила в зад пчела.

— Доброе утро, сэр Уильям, добро пожаловать на борт.

— Благодарю вас. Доброе утро, адмирал Кеттерер. — Сэр Уильям приподнял шляпу, то же самое сделал за его спиной Тайрер, ветер играл фалдами их фраков. — Поднимайте паруса, если вам угодно. Остальные посланники находятся на французском флагмане.

— Хорошо. — Адмирал сделал знак Марлоу.

Марлоу тут же отдал честь, подошел к капитану, стоявшему на открытом мостике чуть впереди единственной трубы и грот-мачты, и отдал честь ещё раз.

— Адмирал передает вам своё почтение, сэр. Берите курс на Эдо.

Команды начали быстро передаваться по цепочке вниз, матросы трижды выкрикнули здравицу, через мгновения якоря с размеренным пением были подняты, а в тесной котельной тремя палубами ниже бригады кочегаров, голых по пояс, затянули свою песню и стали чаще подбрасывать уголь в топки, кашляя и хрипло, с присвистом вдыхая никогда не оседавшую угольную пыль. С другой стороны перегородки, в машинном отделении, главный механик поставил машину на «средний вперед», и огромные поршни начали вращать вал гребного винта.

Деревянный крейсер-фрегат военно-морского флота Её Величества «Эвриал» водоизмещением три тысячи двести тонн был построен в Чатеме восемь лет назад и имел три мачты и одну трубу, а также гребной винт. Он нес тридцать пять пушек и обычно имел команду из трехсот пятидесяти офицеров, матросов и морских пехотинцев, к которым добавлялись девяносто человек кочегаров и работников машинного отделения. Сегодня все паруса остались на реях, палубы были подготовлены к бою.

— Славный сегодня денек, адмирал, — говорил между тем сэр Уильям.

Они стояли на квартердеке, Филип Тайрер и Марлоу, молча поприветствовавшие друг друга, держались неподалеку.

— Пока что, — ворчливо согласился адмирал. Он всегда чувствовал себя скованно рядом со штатскими, особенно такими, как сэр Уильям, который был старше его по званию. — Моя каюта внизу в вашем распоряжении, если пожелаете.

— Благодарю вас. — Морские чайки перекликались у них за кормой, то кружа, то вдруг стремительно падая к самой воде. Сэр Уильям некоторое время наблюдал за ними, пытаясь побороть в себе депрессию. — Благодарю вас, но я бы предпочел побыть на палубе. Полагаю, вы ещё не знакомы с мистером Тайрером? Он наш новый ученик-переводчик.

Адмирал в первый раз взглянул на Тайрера.

— Добро пожаловать на борт, мистер Тайрер, кто-кто, а люди, говорящие на японском языке, нам здесь наверняка понадобятся. Как ваша рана?

— Не слишком плохо, сэр, благодарю вас, — ответил Тайрер, спеша снова ретироваться в безвестность.

— Хорошо. Гнусное было дело. — Бледно-голубые глаза адмирала пробежали по морю и по его кораблю. Лицо с тяжелыми щеками было красным и обветренным, сзади на крахмальном воротнике лежала толстая складка кожи, наливавшаяся кровью по малейшему поводу. — Адмирал Кеттерер повернулся к сэру Уильяму. — Так вы говорили? По вашему мне… — Порыв ветра тенькнул натянутыми снастями, мачты и реи скрипнули. Оба офицера подняли головы на такелаж, потом осмотрели небо и море вокруг, пробуя ветер. Пока никаких признаков опасности, хотя оба знали, что погода в этом месяце непредсказуема и шторм в этих водах часто налетает внезапно. — Так вы говорили? По вашему мнению, туземные власти, эти бакуфы, не выполнят наших требований?