Музей боевых искусств - Александр Чернов

Смешно было бы думать, что Дашку мог разбудить происходивший в подъезде разговор. Она как храпела, так и продолжала храпеть. Я вошел в спальню, перевернул хозяйку квартиры на другой бок. Могучие хриплые звуки, которые молодая женщина исторгала из своей груди, стали тише. Я вернулся в комнату и завалился на диван.

Но уснуть не удавалось. В голове вертелись картинки из событий прошедших суток. Весь день я был на людях и как-то отвлекался от того, что меня тяготило, а вот сейчас, когда остался наедине со своими мыслями, меня начала мучить совесть. По сути дела, если называть вещи своими именами, я трус, подлец и предатель. Смалодушничал, убежал с места преступления, оправдывая свой поступок тем, что нужно найти убийцу, а на самом деле просто спасал свою шкуру. А еще педагог… Я вспомнил труп Оксаны, лежащий в кладовке, трогательно задравшийся подол шелковой ночной рубашки, слипшиеся от крови волосы на лице, и из глаз моих выкатились две скупые мужские слезы и капнули на подушку. Нет мне прощения… Черт возьми, так неизвестно до чего додуматься можно. Осталось еще донос на самого себя в полицию написать, а затем вместо убийцы на зону сесть. А ведь преступник именно на это и рассчитывает. Наверняка он знал о том, что я находился в доме Оксаны, и подставил меня. Вот только зачем ему нужно было убивать девушку? Я начал думать над мотивом убийства, но, сколько ни размышлял над ним, так и не смог понять, для чего Джону, Паше или кому-то иному потребовалось убивать простую, ни в чем не повинную девушку… Но все равно, как бы там ни было, я этого козла из-под земли достану и призову к ответу.

Я проснулся от трели звонка в дверь. Глянул на часы — половина девятого. Кого в такую рань черти принесли? И тут я вспомнил о Генке и «инопланетянине», о своем вчерашнем приглашении и тихонько выругался: «Неужели эти алкаши приняли мои сказанные вчера слова за чистую монету и притащились с утра пораньше похмеляться?»

Я встал, неохотно дошлепал до двери, заглянул в глазок и от неожиданности присел. У двери, облаченный в полицейскую форму, стоял майор Самохвалов. Этого мне только не хватало! Напрасно я посчитал, что майор не сдаст на экспертизу отпечатки моих пальцев. Сдал. Мало того, он еще и вычислил, где я нахожусь, и вот приперся.

Джованни, очевидно, почувствовал присутствие человека за дверью, потому что громко произнес:

— Гражданка Соломина, откройте, пожалуйста, дверь! К вам из полиции!

Разбежался! Я на цыпочках вернулся в комнату, и в этот момент из спальни выползла в своих эротических трусиках заспанная Дашка. Явление грешницы на судилище. Хозяйку квартиры, очевидно, разбудил звонок в дверь, и она встала, чтобы посмотреть, кто пришел. Девушка не помнила о том, что я остался ночевать у нее, и сейчас, увидев меня, она прикрыла свои груди руками и вскрикнула:

— Вы?!

Я приложил палец к губам и закивал, всем своим видом призывая Дашку к молчанию. Хозяйка квартиры растерянно закивала в ответ, что, мол, поняла, а я приблизился к ней и зашептал в ухо:

— Там за мной мент пришел, тот рыжий, что тебя на допрос вызывал. Тихо!

В голове у Дашки прояснилось. Она, очевидно, вспомнила о том, что произошло накануне, так как в глазах у нее появилось осмысленное выражение. В знак согласия она снова затрясла головой. Я опять склонился к уху девушки и еле слышно выдохнул:

— Не открывай!

После вчерашнего возлияния у Дашки, видимо, здорово пересохло во рту.

— Хо… — произнесла она тихонько, всухую сглотнула и наконец выдавила: — Хоро-шо!

Но предупреждать о чем-либо было уже поздно. Майор услышал возглас хозяйки квартиры и застучал по двери кулаком.

— Гражданка Соломина! Я знаю, что вы дома! Немедленно откройте! Мне необходимо с вами поговорить.

Показав Дашке знаками, чтобы она не шевелилась, я бросился к стулу, на котором висела моя одежда, и стал поспешно одеваться. Дашка тоже не осталась на месте и метнулась в комнату. Сквозь арку я видел, что она взялась натягивать джинсы.

Майор, очевидно, понял, что ему не откроют, прекратил барабанить в дверь и забубнил, разговаривая с кем-то. Напялив как попало носки, джинсы и рубашку, я, застегивая на ходу замок на ширинке, прокрался к двери и снова заглянул в глазок. Самохвалов стоял в двух шагах от двери и разговаривал с каким-то чернявым полицейским. Я прислушался.

— Ну, что будем делать, участковый? — отчетливо спросил Джованни.

С дикцией у чернявого было похуже, чем у Самохвалова.

— Не знаю, товарищ майор, — произнес он так, будто у него во рту была вставная челюсть и он никак не мог к ней привыкнуть.

— Я думаю, он там, — вновь произнесла рыжая обезьяна, и у меня не возникло сомнений в том, о ком идет речь. — Подружка его здесь живет.

Та подружка, что здесь жила, уже одетая в джинсы и в блузку, подгребла к двери и, как и я, приложила к ней ухо. От Дашки здорово пахло перегаром. Я помахал перед носом рукой, разгоняя неприятный запах, с осуждением взглянул на девушку и отодвинулся.

— Придется, наверное, ОМОН вызывать и двери вышибать, — продолжал майор. — Иначе его не выкурить. А до того времени, пока омоновцы прибудут, необходимо обложить квартиру, чтобы не смотался.

Услышав решение майора, Дашка вытаращила на меня глаза, а я развел руками. Надежды на то, что полицейские позвонят, постучат и, смирившись с тем, что им не откроют, уйдут, а я смогу ускользнуть, не оправдались. Нужно было срочно сматываться, пока еще была возможность.

Прихватив обувь, я метнулся в комнату. Быстренько надев и зашнуровав кроссовки, подскочил к окну, выходящему в торец дома, и, открыв его, выглянул наружу. С этой стороны дома находился чей-то то ли палисадник, то ли садик — во всяком случае, огороженная живой изгородью полоска земли была засажена фруктовыми деревьями, — и никого видно не было.

— Ладно, Даша, спасибо за все! — сказал я негромко вбежавшей следом за мной в комнату хозяйке квартиры. — Извини за причиненное беспокойство!

С этими словами я взобрался на подоконник, ухватился руками за нижний край оконной рамы и, повиснув с наружной части дома, спрыгнул вниз. Этаж был второй, так что я, пролетев пару метров, легко и бесшумно приземлился. Едва мои кроссовки коснулись бетонной дорожки, опоясывающей здание, я развернулся и побежал в сторону тыльной стороны дома.

Но не успел я сделать и трех шагов, как сзади прозвучал грозный окрик:

— Стой, стрелять буду! — и раздался лязг передергиваемого затвора.

О черт! Неприятное чувство, когда тебе целятся в спину из оружия. Я остановился как вкопанный, не удержал равновесия, упал на руки, тут же вскочил и встал по стойке «смирно».

— Хорошо! — одобрительно сказал все тот же голос. — А теперь медленно подними руки и так же медленно повернись.

Я в точности выполнил то, что мне приказал человек. На углу дома, держа обеими руками пистолет Макарова, стоял участковый инспектор, потерявший где-то свою фуражку. Чернявый оказался выше среднего роста, широкоплеч, в меру упитан. Возможно, женщина сочла бы его симпатичным, для меня же страшнее, чем у него, рожи на белом свете в этот момент не существовало. Конечно, этот парень, судя по тому, как в его руках ходило оружие, сам побаивался меня и мог запросто прострелить мне лоб.